Багаев лог

Три ночи подряд в жуткой тишине, нарушаемой лишь стонами больных детей да звуком мотора приезжавшей периодически машины неотложной помощи, старики по очереди дежурили около больных, и, лишь когда приехала мать детей, их положили в больницу. Врачи делали все возможное, чтобы спасти жизнь мальчиков, но состояние их не улучшалось. Взрослые тяжело переживали, но особенно страдала бабушка. Ночами она не могла сомкнуть глаз, днем все валилось у нее из рук. Казалось, жизнь чуть теплится в когда-то светлом и веселом, а теперь угрюмом и запущенном доме Соколовых.

И тут к Марии Степановне как бы случайно зашла тихонькая и ласковая, на вид вся светящаяся добротой и пониманием старушка, живущая в поселке неподалеку от них, — тетя Ксеня. Она прибрала в доме, сходила в магазин. Впервые за несколько дней у Соколовых был приготовлен обед.

— Знаю, милая, — заговорила старушка мягким голосом, когда Мария Степановна поделилась с ней своим горем. — Бог покарал! Не молитесь, о душах своих не заботитесь, вот всевышний и наказал. Он, всемилостивец, всё зрит, — закончила она шепотом.

В этот вечер впервые за много лет Василий Спиридонович накричал на жену. В другое время он, мягкий по натуре, просто посмеялся бы в душе над ее предложением — идти к какому-то «святому брату» Петру, который всякую хворь лечит, но сейчас он и сам был взвинчен и расстроен болезнью детей.

— Дурость это — твой святой Петр, — отрезал он.

А на следующий день страшное известие свалило Марию Степановну в постель: умер младшенький, Павлуша. Два дня тетя Ксеня ухаживала за ней. В минуты просветления Мария Степановна слышала ее всхлипывания и горячий шепот:

— Христос тебе родня... Христос тебе любимый...

В конце концов, через силу встав на ноги, Соколова вместе с тетей Ксеней все-таки пошла на поклон к «святому брату». Жил он на окраине поселка, снимал дом.

«Святой» принял их в небольшой комнатке с простой, самой необходимой мебелью.

— Спасите! — Мария Степановна с порога протянула к нему руки и упала на колени.

— Встань, сестра моя, — просто и ласково обратился к ней хозяин. — Расскажи, какое у тебя горе, а там посмотрим, в силах ли я помочь.

— В силах, в силах, брат мой, — кротко заметила тетя Ксеня.

И Соколова стала рассказывать о своей беде.

«Святой брат» ответил не сразу.

— Какая от меня помощь? Помогать будет бог, вот его и попросим. Один умер, второго отстоим.

Мария Степановна в благодарность вытащила из сумочки деньги, тридцать рублей, и протянула их Петру. Тот с недовольным выражением на лице отвел ее руку и указал на небольшой ящичек в виде копилки:

— Мне самому денег не надо, а вот на постройку храма они нужны.

Врачи упорно боролись за жизнь старшего мальчика. Его мать с опухшим от слез лицом не выходила из больницы, а бабушка усердно молилась.

На следующий день после посещения «брата» Петра тетя Ксеня повезла Соколову в город, на собрание «пятидесятников». Их моление не было похоже на церковную службу. Тетя Ксеня посадила Марию Степановну на первую скамью, совсем близко к столу, за которым сидели брат Петр и еще двое мужчин. Верующие постепенно тихо заполняли помещение, в доме становилось тесно и душно. Священника здесь не было. Один из сидевших за столом мужчин — обыкновенный, ничем не примечательный на вид человек — простыми и понятными словами обратился ко всем находящимся в комнате. Его слова сразу поразили Соколову.

— Братья и сестры! — говорил мужчина. — Когда вы с богом, вам все открыто, и, утомленные от жизни земной, вы всегда найдете в нем спокойствие для своей души.

Глаза проповедника встретились с глазами Марии Степановны, и она вдруг задрожала, слезы подступили у нее к горлу. А проповедник, словно поняв, что с ней творится, продолжал сладким, проникновенным голосом:

— Ныне, к радости нашей и ликованию, среди нас находятся необращенные, ищущие веры. Пусть они найдут ее...

И тут голос проповедника потонул сначала в нестройном, а затем все крепнущем хоре:

— Не может несчастье проникнуть туда,

Где бодрствует ангел на страже всегда...

Услышав эти слова, Соколова не справилась с собой, закрыла лицо руками и заплакала. Ее трясло, как в лихорадке, она была почти в беспамятстве. Ей казалось, что хор поет где-то наверху, над головой. Тишина и умиротворение снизошли на нее.

На следующий после моления день врач в больнице сказал:

— Внуку вашему стало лучше, теперь пойдет на поправку.

«Вот оно, чудо, свершилось», — подумала Мария Степановна, и сердце у нее радостно забилось, но тут же тоскливо сжалось: «Пошла бы пораньше, и Павлуша был бы живой», — и она почти с ненавистью подумала о муже, запретившем ей раньше обратиться к брату Петру.

С тех пор Мария Степановна стала все больше и больше отдаляться от мужа. Ей казалось, что только там, в общине, идет настоящая жизнь, которую следует прожить на земле, чтобы подготовиться к бессмертию. Руки ее делали привычную домашнюю работу, а мыслями она была среди «братьев и сестер».