Спустя три часа, обосновавшись за непроницаемым изнутри стеклом допросной, на базе КГБ в Балашихе, Крючков с Агеевым морщились. Точнее, гримасничал один Агеев, реагируя на торопливое признание Черепанова и не подумавшего отпираться. У Крючкова лишь временами чуть подергивалась щека. Высокая наблюдающая сторона почти не переговаривалась. Немногословный Крючков больше изъяснялся жестами, подкрепляемыми «подскажи». Заместитель тотчас звонил, приглашая дознавателя для консультаций.
К 18:00 Черепанова препроводили в самую секретную, а посему наиболее охраняемую в СССР одиночку, куда вскоре доставили совсем не арестантский ужин, венчаемый кувшином пива, – на тот самый случай, что с новогоднего бодуна подполковник соображает плохо. При расставании дознаватель настоятельно рекомендовал освежить память на досуге.
Между тем Председатель и зам дислокацию не поменяли, все еще храня молчание. Крючков чертил в блокноте какую-то схему, а Агеев вышагивал, весь в думах.
– Смотри, что у нас получается, Владимир Александрович, – заговорил Агеев, уняв наконец зуд шагистики.
Крючков, само недоумение, медленно поднял голову. Казалось, то ли прослушал, то ли к общению не готов – настолько увлечен своим занятием.
– Мы к цели почти не приблизились, – увлеченно продолжил Агеев, – разве что на шаг, давший самую малость.
– Не думаю… Ты мог предположить, что подрядчик – израильтяне? – возразил Крючков, вновь погружаясь в чертеж.
– Я как раз не исключал. Они, после заявления Саддама от двадцать первого, едва ли не самая уязвимая сторона, исключая Кувейт, разумеется. Да и стиль операции – чисто моссадовский: безоглядное вероломство, сочетаемое с жесткой конспирацией. Надо же, попереться в изолированную Россию и хозяйничать здесь, точно в Газе, шантажируя послов. Мальчиш-плохиш мировой политики – кто, кроме него, додумался бы до такого? Но главное не в этом… По сути, разжились мы немногим: имя связника, приметы координатора операции и ее суть – доставка небольшого предмета в Багдад. Опять же, если все это не подстава…
– Да нет у них времени втирать очки! – оспорил гипотезу Крючков. – Не понимаешь? Вот что: отвлеклись мы с тобой, на теорию налегая. Распорядись взять квартиру Розенберга под наблюдение и разошли ориентировки на инженера и координатора. Заодно подключи погранконтроль. Если координатор въехал легально, корешок его визы с фотографией в два счета найдут. Так один икс устраним. Последнее: тайник связи Черепанова и квартиру бывшей жены инженера – под круглосуточный надзор. Да, смотри в оба: не исключено, моссадовская задумка к нашему личному интересу сбоку припека.
– Будет исполнено, товарищ Председатель! – заверил Агеев, но, будто вспомнив о чем-то, задумался. – Не мешает за Черепановым присмотреть, – продолжил он вскоре, – как бы руки на себя не наложил. Иуда еще понадобится – не столько нам, как им…
– Дело говоришь, – согласился Крючков. – Задержав координатора, мы, не исключено, все порушим. Связка пусть работает… Так что свет в камере Черепанова не выключать – видеонаблюдение 24 часа. На контакт – выпустим, если дойдет до него. Новый год, как назло…
Глава 10
2 января 1991 г. 11:00 г. Вашингтон Приемная госсекретаря США Джеймса Бейкера
Залман Шуваль, посол Израиля в США, просматривал конспект доклада, казалось, дважды зашифрованный. Между тем криптографы здесь ни с какого боку: посол так писал второпях, выдавая абракадабру из английских и ивритских слов, да еще ужасным почерком. Шуваль захлопнул папку, постучал кончиками пальцев по кожаному переплету, водрузил ее на колени. Хотел было новый ритм отстучать, когда прозвучало: «Чрезвычайный и полномочный посол Государства Израиль господин Залман Шуваль».
– У вас двадцать минут, господин посол, – ориентировал глава протокола, распахивая дверь. – График приема госсекретаря переполнен.
В знак согласия Шуваль вежливо склонил голову. Меж тем двигался Шуваль по огромному кабинету с горделивой осанкой, подчеркнуто не спеша, по-видимому, так отстаивая достоинство своей родины, едва различимой на карте мира, и собственного щуплого тела.
Бейкер воззрился на посла-коротышку, чья невзрачность с лихвой компенсировалась прущим из всех пор мужским началом, но вдруг опустил голову, в душе морщась: «Этот «спичечный коробок», весь из железа, помимо неудобных, не сулящих решения проблем, еще и своей иерихонской трубой изведет, а-ля Генри.* Знал бы, отказал в аккредитации».
После дежурного обмена приветствиями посол без каких-либо комментариев принялся раскладывать пасьянс из мутноватых фото. Работал увлеченно, будто в домашней лаборатории выстраивает подборку снимков для семейного альбома.
– Послушайте, господин Аренс*, потрудитесь хотя бы объяснить… – призвал к этикету госсекретарь.
– Считайте, что я вас не расслышал, – рассеянно отозвался посол, меняя два снимка местами.
Интеллигентное лицо Бейкера застыло, но не в изумлении, а узором неясных, промежуточных мыслишек, враз подмерзших. Будто силился нечто вспомнить, но тут под дых…