Эта, моя «ближняя», упала, как оказалось, всего в 600 метрах от жилдома, около километра от Торгпредства, где мы и находились. Загудели пожарные машины, хаотичное движение по улице вовсе прекратилось, грузовики с солдатами, по естественному приоритету, просто «расталкивали» гражданские машины, такси, кому-то сильно не поздоровилось! Вечером, когда воронка от той ракеты еще дымилась, оцепление еще не было снято, мы отправились на «экскурсию» на место падения. Буквально в 150 метрах от воронки находилась вилла нашего коллеги, представителя «Ингосстраха» Валеры Майорова, угол соседнего дома защитил ее от разрушения стен, но все стекла, конечно, были смыты взрывной волной, причем осколки буквально изрешетили, пронзили шторы, мебель, даже некоторые фанерные стены.
В самом месте попадания было уже почти чисто — иракцы споро разобрали завалы, ровняли землю бульдозером. По указанию руководства следовало максимально быстро, без привлечения внимания ликвидировать последствия налетов, дабы не возбуждать в людях нездоровые эмоции, страх или, того хуже, недовольство политикой «партии и правительства», критику режима, не способного прекратить эту бессмысленную во всех отношениях войну. Сколько уж там погибло людей в том злосчастном доме, одному богу известно, в военных сводках об этом часто просто умалчивали или существенно занижали потери. Для меня же важно было другое!!! Я буквально с рулеткой прошел окрестности. И внимательно зафиксировал все зоны поражения в ближайшем районе, дом за домом, радиус за радиусом.
Мне важно было понять, к каким разрушениям приводит: а) прямое попадание, б) падение в 100–150 метрах, в) когда эпицентр находится в 300–500 метрах. Это было критично, для создания хоть какой-то зоны безопасности в своем жилдоме. Стало понятно, что от прямого попадания спастись, скорее всего, не удастся, хотя сама возможность прямого попадания и ничтожна мала. Стало ясно, что первые несущие стены, внешние, при эпицентре взрыва в 100–150 метрах, валятся без разговора, ведь перед моими окнами не было никаких построек, способных сдержать удар. Первые стены никакой реальной преграды для взрывной волны от иранских ракет не представляют. Ну а 300–500 метров — это почти что безопасно, если не считать избыточного давления и временной потери слуха?. После той «ближней», кстати, всех жен из Багдада как ветром сдуло; даже самые стойкие, нацеленные на продолжение «шоппинга», улетели в СССР первой оказией.
Я же предпринял меры гражданской самообороны, почти что по учебнику: изготовил и навесил на окна (с внутренней стороны!!!) плотные фанерные щиты, способные поглотить остановить осколки, на которые неизбежно разлетится заклеенное крест-накрест стекло. Я их назвал «противоракетными щитами», шутливое название быстро «приклеилось», иначе их потом и не называли. В квартире стало темновато, правда, но со светом жить можно, чего уж тут. И, во-вторых, я немедленно перетащил кровать и переехал спать в коридор, т. е. за вторую несущую стенку. Опасность осколков вообще отпала, да и вторая стена неплохо удерживала, по моим наблюдениям, удар от взрыва совсем рядом. Таким образом, лишь прямое попадание представляло для меня угрозу, а падение где-нибудь рядом — практически нет. По моим расчетам, таким образом, безопасность существенно повышалась. В коридоре я спал почти месяц, пока не успокоились более-менее воюющие стороны. Ракеты падали исправно, почти каждую ночь, реже — днем. Дверь ходила ходуном от ночных взрывов, но спать сильно это не мешало: ну, громыхнет опять, дверь подергается, переворачиваешься на другой бок и спокойно себе спишь, с комфортной мыслью, дескать, «сегодняшняя уже — не моя, больше, глядишь, не успеют, гады…». И действительно — редко когда за ночь иранцам удавалось запустить две ракеты, «соколы» как правило, успевали их согнать с позиций.