Багровый снег

Как раз после этого и встретились раненый поручик Вигель и сестра Татьяна Калитина. Николаю она сразу неуловимо напомнила мать, и вскоре он решил, что, наконец, нашёл ту, которую искал и непременно соединит с ней судьбу, если только Бог сохранит ему жизнь. У них было достаточно времени, чтобы хорошо узнать друг друга и укрепиться в сознании того, что им суждено в дальнейшем вместе идти по жизни. Вигель близко познакомился с матерью Тани, сестрой Марфо-Мариинской обители. Матушка Ульяна оказалась дородной и очень жизнерадостной женщиной и сразу отнеслась к поручику с материнской заботой, одобрив выбор дочери. Последние две недели Николай провёл уже вне пределов госпиталя, в родительском доме, но продолжал видеться с Таней каждый день. Он успел представить её отцу и мачехе, и те приняли её, как родную.

Объяснение их было кратким. Их общее чувство не нуждалось в пространных велеречьях. Решено было дождаться окончания войны и немедленно затем обвенчаться. В тот день Николай впервые поцеловал свою наречённую, а потом возвращался домой счастливый до того, что на время улетучилась ненависть к мерзавцам, старающимся пустить Россию под откос, к торжествующему Хаму. И больше не хотелось поручику ни воевать, ни бороться, но – любить всех, но жить обычной, скучной мирной жизнью рядом с драгоценной женщиной, читать книги, дышать воздухом, видеть чистое небо, слышать малиновый звон колоколов, воспитывать детей, водить их в церковь, работать… Просто – жить! Всего только! Но как, оказывается, это много, и как невыполнимо в наступившее лихолетье…

С фронта Вигель постоянно писал Тане, и она столь же обстоятельно отвечала. Последнее письмо пришло в августе, а после, в наступившем хаосе, писем не стало, и четыре месяца не имел Николай никаких известий о невесте. И холодело сердце от дурных мыслей. Он старался гнать их от себя, сосредоточившись на главном – добраться до Дона. Минуя все препятствия, преодолев многодневный путь, Вигель прибыл в Новочеркасск, где первым делом отыскал своего командира. Митрофан Осипович, напряжённый, словно сжатая пружина, приветственно распахнул руки:

– Вот и вы, поручик! Живы, слава Богу! А мы о вас вспоминали. Уже почти и не чаяли снова увидеть. Вижу, потрепало вас изрядно, – заметил. – Офицеру теперь нигде в России места нет. Даже здесь небезопасно. У всей этой сволочи, кажется, нет желания большего, нежели нашей кровью умыться… – омрачённое лицо полковника нервно дёрнулось.

– Значит, плохи дела, Митрофан Осипович?

– Куда хуже… Господа офицеры, как вы уже, полагаю, заметили, предпочитают кофейни и бордели фронту! А фронт держат мальчишки – юнкера и кадеты! Кому пироги и пышки, а нам желваки и шишки… – Неженцев помолчал. – Ваши-то каковы теперь намерения?

– Вернуться в полк и служить, где прикажут. Но прежде хотя бы несколько дней передохнуть.

– Само собой, – кивнул полковник. – Штаб буквально днями будет перенесён в Ростов. Здесь обстановка всё меньше подчиняется Каледину, поэтому оставаться дольше мы не можем. Тогда уже в Ростове получите назначение, а пока можете отдыхать. Вам есть, где остановиться?

– Пока нет.

– Тогда ступайте на Барочную улицу. Там бывший лазарет превращён в офицерское общежитие.

– Благодарю, господин полковник, – Вигель уже собрался уходить, но Митрофан Осипович задержал его:

– Погодите, поручик! Чуть не забыл вам сказать. С этой вакханалией невозможно упомнить всего… О вашей судьбе ведь здесь справлялись.

– Вот как? – удивился Николай. – Кто же?

– Молодая очаровательная особа. Сестра милосердия из нашего лазарета. Я как раз навещал там наших раненых, и она подошла спросить, не знаю ли я что-либо о вас. Имя её я забыл… – полковник слегка наморщил лоб. – Что-то тургеневское, кажется…

– Калитина, – выдохнул Вигель. – Таня! Стало быть, она здесь?

– Здесь. А позволите, поручик, поинтересоваться, кто она вам? Невеста?

– Надеюсь, что да, – ответил Николай.

– В таком случае примите мои поздравления, – Митрофан Осипович чуть улыбнулся, словно пружина ненадолго ослабла. – Идите, поручик! Обрадуйте её.

– Слушаюсь, господин полковник! – радостно отозвался Вигель.

Из штаба Николай почти бежал по заснеженным улицам Новочеркасска, иногда ловя себя на том, что забывает отдавать честь то и дело попадавшимся навстречу старшим офицерам, пьянея от нечаянной радости и ещё не вполне веря ей, ещё смутно боясь – нет ли ошибки. Но права, тысячу раз права была добрая старая Анна Степановна: чудеса ещё не перевелись на свете! Ту, от которой, как казалось, отделяли тысячи вёрст, оказалась вдруг рядом! И стоя в коридоре лазарета, Вигель вновь после многих месяцев разлуки сжимал её руки, вглядывался в сияющее радостью, влажное от слёз лицо, слышал любимый голос, шепчущий счастливо и прерывисто от волнения:

– Такой же… Совсем такой же… Я была уверена, что ты жив! Я знала, что ещё непременно увижу тебя.

Спохватившись и застеснявшись проходивших мимо людей, Таня покраснела, потянула Николая за руку:

– Пойдём, пойдём в мою комнату. Нехорошо здесь – люди ходят… Идём!