Багровый снег

Она отвела Вигеля в небольшую, опрятную комнату, в углу которой теплилась лампада перед иконой «Умягчение злых сердец», усадила на край узкой кровати, а сама опустилась напротив на стул. Николай с нежность узнал её стыдливость: многое повидала сестра Калитина, а смущалась, как ребёнок – не бросится на шею, не прильнёт к груди. А хотелось Вигелю обнять её крепко, не так – едва-едва – как перед тем в коридоре, на людях, и целовать жарко! Но не смел и не сердился от этого ничуть, а умилялся её детской застенчивости, становившейся всё более редкой в женщинах… Несколько минут молчали оба. Таня осторожно коснулась его падающих на лоб светлых волос:

– У тебя седина появилась…

– Скоро буду белее, чем генерал Алексеев, – пошутил Николай, поцеловав протянутую руку. – Таня, ты какими судьбами оказалась здесь? Светлый мой человечек, если бы ты знала, сколько раз мне снилась наша встреча, и я просыпался в отчаянии от того, что ты так далеко – в Москве, куда отрезаны все пути! Когда полковник мне сказал о тебе, я поверить не мог.

– Почему ты не мог поверить? – Таня ласково улыбнулась. – Если ты здесь, то почему мне не быть?

– Ты не сравнивай – я с фронта приехал. Здесь мой полк, а ты…

– А я сестра милосердия, Николенька. И мой долг быть там, где нужны мои руки и сердце. А они нужны здесь. Потому, что фронт теперь здесь. Здесь погибают и страдают от ран лучшие люди нашей бедной страны, мальчики кадеты и юнкера. И я должна быть с ними, как ты со своим полком.

– Но оставить Москву! Родной дом! Мать…

– Мама умерла, – тихо сказала Таня. – Заражение крови… Как минуло сорок дней, так я и уехала.

– Бедная моя, сколько же ты пережила! – Николай крепко сжал ладони невесты и уткнулся в них лицом, покрывая поцелуями. Подняв голову, он, искренне огорчённый, добавил: – Царствие небесное светлой душе. Твоя матушка была воплощённым ангелом, как и ты.

– Что ты, Николенька! – непритворно изумилась Таня. – Я и мизинца маминого не стою. Она вся была – Божья. Вся её жизнь была для Бога, для людей. А я… – она грустно улыбнулась. – Я вся в суете, в земных хлопотах. Мама была такой собранной, а я рассеянная, небрежная. Ни мыслями, ни чувствами своими не владею. Мне никогда не стать такой, как она! Почему ты не спросишь о своих?

– Я просто не успел. Эта нечаянная радость, наша встреча, меня буквально лишила памяти! Что отец? Ольга Романовна?

– Когда я уезжала, были в здравии. Правда, у Петра Андреевича серьёзные неприятности. В октябре во время восстания юнкеров его чудом не арестовали. Но он здоров, деятелен. И Ольга Романовна – тоже. И все другие наши друзья. Но в Москве сейчас очень тяжело. Не хватает продуктов, дров… Я едва успела вырваться оттуда. Вскоре после этого большевики практически заблокировали движение на юг. Боятся, что многие ринутся к «кадетам»… Так я оказалась здесь и теперь работаю в этом госпитале.

– Бедный отец, – покачал головой Николай. – Ему тоже нужно было уехать из Москвы!

– Он думал об этом, но счёл, что пока должен остаться. Тем более, что теперь опасно везде… И всем… – Таня тряхнула головой, попыталась улыбнуться. – Что-то мы всё с тобой о грустном и о страшном. Его теперь так много вокруг, что и говорить не стоит. Лучше вспоминать что-то радостное или мечтать о хорошем, хотя мечтания и грешны.

– Мы обвенчаемся, – вдруг решительно сказал Вигель. – Здесь или в Ростове. Нельзя дольше ждать мира. Может, он настанет ещё нескоро, а мы живём сейчас!

– Я согласна, Николенька, – ответила Таня. – Я только в разлуке поняла, как сильно люблю тебя, и жалела, что мы не обвенчались ещё тогда, в Москве.

– Я тоже жалел об этом, – Николай потянул невесту за руку и она, наконец, села рядом с ним, склонила голову ему на плечо. – И теперь мы обязательно исправим нашу ошибку.

Предполагает человек, а Бог располагает. И так и не исправили ошибки. То Таня не могла вырваться из госпиталя, где было много работы, и не хватало рук. То сам Вигель, вернувшийся в полк, вынужден был отправиться на фронт. А теперь, в походных условиях – до венчания ли? Значит, опять ждать… И сколько ещё! Думая об этом, Николай досадливо хмурился, с хрустом переламывал тонкие прутья и бросал их в огонь.

Мягкая рука неожиданно коснулась его волос. Вигель мгновенно поймал её и прижал к губам. Таня, подошедшая совсем бесшумно, стояла рядом, кутаясь в наброшенный на плечи тулуп, сжимая рукой мохнатый воротник под самым подбородком.

– Ты выглядишь усталым, – тихо заметила она, скользя по его лицу тёплыми, участливыми глазами. – И замёрзшим…

– Есть немного, – чуть улыбнулся Николай. – Спасибо, что пришла. Может быть, это последняя мирная ночь наша.

– Уже не ночь, – откликнулась Таня. – Утро… Скоро солнце станет.

– Иногда мне кажется, что оно скрылось навсегда.

– Это от усталости. Ты слишком истревожился, изнурил себя. А ночь не может быть вечной. За ночью всегда следует рассвет, за зимой – весна, а за крестом – Воскресенье.