Читаем Байкал - море священное полностью

Почетный гражданин города Верхнеудинска, коммерции советник, подрядчик на строительстве кругобайкальской железной дороги, Мефодий Игнатьевич Студенников не был человеком веселого нрава. А узнав, что приехавший генерал-губернатор изъявил желание остановиться на отдых в его доме, еще больше помрачнел, стал податливым на злое слово и, что уж вовсе удивительно, зайдя на кухню и отдав необходимые распоряжения, с досадою шлепнул половую девку по тощему треугольному заду. Это мгновенно разнеслось по всему дому, вселяя тревогу в душу многочисленной прислуги. Кто-то сказал: «Господи, спаси нас, грешных, от злого наваждения, не дай сгинуть…» Эти слова услыхала вся челядь и враз сотнею глоток выдохнула: «Господи, спаси нас… не дай сгинуть…»

Настроение у Мефодия Игнатьевича еще больше омрачилось, когда к нему в дом ввалились, окруженные толпою, двое приисковых беглых и еще кто-то, большой и черный, раздетый донага. Он хотел прогнать их, однако ж, услышав, что случилось, заметно растерялся, и думать не мог, что такое возможно на его участке строительства кругобайкальской железной дороги. Немедленно распорядился сыскать беглым места в бараках и зачислить на работу, а тому, третьему, на которого и смотреть нельзя было без сострадания и досады, выдать пять рублев за причиненные ему обиды; обещал примерно наказать стражника. Он мог бы и не обещать, но, во-первых, и сам был возмущен тем, что случилось, а во-вторых, эго противоречило бы его жизненным принципам, стремлению к порядку во владениях, которые принадлежали ему. Что же касается непорядка во владениях других… это его не трогало, не вызывало и малой досады.

Он жил как бы в вакууме, созданном воображением, сюда не было доступа не только посторонним, а и близким, включая жену — красавицу Марьяну. Он уже понял, чего она стоит со всеми своими светскими Привычками, позаимствованными от высокородных, однако ж изрядно обнищавших родителей, и откровенно скучал с нею. Все реже и реже заходил в ее покои, а по утрам, встречая укоризненный взгляд, хмурился и старался поскорее уйти. Для любви быстрой, немногословной у него и. в этом поселке была женщина, и спустя какое-то время собственная жена сделалась для него привычной деталью обстановки, которую не хотелось бы страгивать с места именно потому, что она привычна. Однажды Мефодий Игнатьевич распорядился заменить в кабинете диван и потом долго досадовал на себя: новый диван оказался слишком жестким, а обшивка чересчур яркой. В конце концов он приказал выкинуть его к чертовой бабушке и поставить на место старый.

Нынешнее дурное расположение духа еще не скоро сменилось на спокойное, и произошло это, когда Студенников подумал, что в свите генерал-губернатора непременно окажется человек, которого можно попросить сделать так, чтобы ему, подрядчику на строительстве кругобайкальской железной дороги, меньше досаждали всяческими распоряжениями и требованиями Комитета по строительству Сибирской железной дороги и зачастую за Высочайшею подписью.

Случилось, как и предполагал: в свите генерал-губернатора состоял весьма основательный человек, на слово которого можно положиться. Он, позаимствовав энную сумму из казны Мефодия Игнатьевича, сказал:

— Смею вас уверить, что просьба будет непременно передана мною нашему министру Сергею Юльевичу Витте, и он, надо надеяться, примет ее к сведению.

Студенников поблагодарил, велел приказчикам отправить в адрес высокого гостя наихарактернейшие товары китайского производства, а также столь же высоко ценимые нынче в Европе предметы культа буддийской религии, после чего уселся в кресло и стал слушать беседу генерал-губернатора со славными представителями города Верхнеудинска, которые не преминули увязаться за Его Высокопревосходительством. Очень скоро Мефодий Игнатьевич заскучал — он понял, что генерал-губернатор мало сведущ в строительных делах, более того, не выказывает и малейшего рвения познать их. Неожиданно в голову пришел вопрос: а смог бы он сам управляться делами в масштабах государства, будь на то божья воля?.. И не сразу ответил. Человек трезвого рассудка, он не считал себя достаточно подготовленным, хотя, очевидно, исполнял бы свои обязанности со всею тщательностью и старанием. «Наверняка я управлял бы не хуже всех этих господ, — подумал, втайне гордясь собою. — Ибо управлять — значит предугадывать ход событий и уметь вовремя сориентироваться по ветру и поставить нужные паруса. А кто в пределах губернии, включая Его Высокопревосходительство генерал-губернатора, более, чем я, способен быть таковым?..»

Видя, как генерал-губернатор лениво кивает головою, слушая собеседников, и нехотя говорит: «Да, я постараюсь… Да, конечно, если вы считаете нужным…» — Мефодий Игнатьевич подумал, что ничего тот не постарается, а если кто и постарается, чтобы железная дорога быстрее прошла через Сибирь, так это он, Студенников, и такие, как он… Это придало ему значительности в собственных глазах, и он, поднявшись с кресла, сказал чуть ли не торжественно:

Перейти на страницу:

Все книги серии Сибириада

Дикие пчелы
Дикие пчелы

Иван Ульянович Басаргин (1930–1976), замечательный сибирский самобытный писатель, несмотря на недолгую жизнь, успел оставить заметный след в отечественной литературе.Уже его первое крупное произведение – роман «Дикие пчелы» – стало событием в советской литературной среде. Прежде всего потому, что автор обратился не к идеологемам социалистической действительности, а к подлинной истории освоения и заселения Сибирского края первопроходцами. Главными героями романа стали потомки старообрядцев, ушедших в дебри Сихотэ-Алиня в поисках спокойной и счастливой жизни. И когда к ним пришла новая, советская власть со своими жесткими идейными установками, люди воспротивились этому и встали на защиту своей малой родины. Именно из-за правдивого рассказа о трагедии подавления в конце 1930-х годов старообрядческого мятежа роман «Дикие пчелы» так и не был издан при жизни писателя, и увидел свет лишь в 1989 году.

Иван Ульянович Басаргин

Проза / Историческая проза
Корона скифа
Корона скифа

Середина XIX века. Молодой князь Улаф Страленберг, потомок знатного шведского рода, получает от своей тетушки фамильную реликвию — бронзовую пластину с изображением оленя, якобы привезенную прадедом Улафа из сибирской ссылки. Одновременно тетушка отдает племяннику и записки славного предка, из которых Страленберг узнает о ценном кладе — короне скифа, схороненной прадедом в подземельях далекого сибирского города Томска. Улаф решает исполнить волю покойного — найти клад через сто тридцать лет после захоронения. Однако вскоре становится ясно, что не один князь знает о сокровище и добраться до Сибири будет нелегко… Второй роман в книге известного сибирского писателя Бориса Климычева "Прощаль" посвящен Гражданской войне в Сибири. Через ее кровавое горнило проходят судьбы главных героев — сына знаменитого сибирского купца Смирнова и его друга юности, сироты, воспитанного в приюте.

Борис Николаевич Климычев , Климычев Борис

Детективы / Проза / Историческая проза / Боевики

Похожие книги

Белые одежды
Белые одежды

Остросюжетное произведение, основанное на документальном повествовании о противоборстве в советской науке 1940–1950-х годов истинных ученых-генетиков с невежественными конъюнктурщиками — сторонниками «академика-агронома» Т. Д. Лысенко, уверявшего, что при должном уходе из ржи может вырасти пшеница; о том, как первые в атмосфере полного господства вторых и с неожиданной поддержкой отдельных представителей разных социальных слоев продолжают тайком свои опыты, надев вынужденную личину конформизма и тем самым объяснив феномен тотального лицемерия, «двойного» бытия людей советского социума.За этот роман в 1988 году писатель был удостоен Государственной премии СССР.

Владимир Дмитриевич Дудинцев , Джеймс Брэнч Кейбелл , Дэвид Кудлер

Фантастика / Проза / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Фэнтези
Рассказы советских писателей
Рассказы советских писателей

Существует ли такое самобытное художественное явление — рассказ 70-х годов? Есть ли в нем новое качество, отличающее его от предшественников, скажем, от отмеченного резким своеобразием рассказа 50-х годов? Не предваряя ответов на эти вопросы, — надеюсь, что в какой-то мере ответит на них настоящий сборник, — несколько слов об особенностях этого издания.Оно составлено из произведений, опубликованных, за малым исключением, в 70-е годы, и, таким образом, перед читателем — новые страницы нашей многонациональной новеллистики.В сборнике представлены все крупные братские литературы и литературы многих автономий — одним или несколькими рассказами. Наряду с произведениями старших писательских поколений здесь публикуются рассказы молодежи, сравнительно недавно вступившей на литературное поприще.

Богдан Иванович Сушинский , Владимир Алексеевич Солоухин , Михась Леонтьевич Стрельцов , Федор Уяр , Юрий Валентинович Трифонов

Проза / Советская классическая проза