Байкерша на каникулах

– Сима? Сима… просыпайся…

– Сейчас, пап… – забормотала девушка, уткнувшись носом в мой пресс. – Ещё чуть-чуть...

Стиснув челюсть, шумно втянул носом запах персиков, проклиная всё и вся.

– Сима, я не твой папа…

Девушка медленно отстранилась, ощупав, казалось, меня всего. Я же старался притвориться камнем, сунув подушку на стратегически опасное место, представив всё так, будто байкерша на не моём эрегированном члене лежала, а на мягком треугольнике.

– Ой… – Серафима пыталась проморгаться, хлопая длинными ресницами. – Денис? Я… я спала… на тебе!?

– Да. Эээ… не совсем на мне. Скорее на подушке, – казалось, вместе с девушкой краснею и я за компанию.

– На этой?! – щёки малышки вспыхнули, из малинового окрашиваясь в ярко бордовый цвет. – Ммм… извини…

– Ничего страшного со мной за пятнадцать минут не случилось, – дёргано улыбнулся я, поправляя треугольник, чувствуя, как из груди наружу рвётся смех.

«Боже… я – популярный московский, как нынче любят девки выражаться – «мажор», «двадцатилетний лоб» – как сказала бы уже моя дражайшая матушка, «растлеватель цыпочек и кур» – не осталась бы в долгу сестра – веду себя, точно молокосос, боясь отпугнуть несовершеннолетнюю дочь байкера!»

– Ммм… хорошо. Ладно, – сонная Серафима выглядела настолько очаровательно, что мой смех быстро пропал, поглощённый непонятно откуда взявшимся умилением.

Жадно наблюдая, как Мотаева пытается привести взлохмаченные мною волосы в порядок, понял, кого эта дива с серыми большими глазами мне напоминает – совёнок! Маленький, пушистый и до одури милый.

Тут же в душе поднялось возмущение, как на такую милоту может подниматься член!? Она же просто очаровашка! А эти ямочки!? Таких девушек хочется беречь, холить и лелеять… а я…

«Растлеватель!» – заговорила голосом моей сестры совесть.

Подушка немного угомонилась, прекращая подскакивать на моих коленях, чтоб их!

– Спокойной ночи, – прошептала Сима, опустив глаза снова на долбаный треугольник, реанимируя его одним взглядом.

«Дьявол!»

Я выскочил из машины первым.

– Проснулась? – захихикала блондинка, поднимаясь с места. – Хорошо, а то я уже мёрзнуть начала. До завтра, мальчики!

– А поцеловать? – хитро улыбнулся Ермолин, пытаясь схватить соседку по лавочке за руку, но та успешно отскочила.

– Здрасьте! Мы знакомы всего ничего… тебя сначала простерилизовать нужно, а потом продержать, не меньше недели, подальше от губ других девиц.

– Что? Это как?

‍

– Вообще!? – деланно изобразил Жека конкретный ужас. – Это слишком много. Я же не проживу так долго!

Уварова сдулась. Было видно, что девушка обиделась.

– Спокойной ночи.

– Маш! – понял друг свой косяк, устремляясь к подъезду следом за, оказывается, весьма ревнивой блондой. – Я ж пошутил! Моя «стерилизация» уже превзошла все разумные пределы!

Рядом со мной тихо засмеялась Сима.

– Какой он смешной! «Превзошла все разумные пределы»!

– И моя, – сам не понял, какого чёрта, ляпнул последнее замечание, но смотреть на шатенку с вызовом не перестал.

– Ммм... врёшь, – сначала стушевалась байкерша, а потом смело разоблачила мой обман. – Во-первых, ты с Таней встречался.

– Нет. Я ни с кем, никогда, не встречался, – протянул членораздельно, показывая, какая честь Мотаевой оказана.

Серафима лишь пожала плечами:

– Не важно. Главное, что с тобой произведена дезинфекция.

– Что?

– Я тебя поцеловала… – напомнила байкерша, раскрывая карты.

– Не Ева?

– Нет…

– Значит, я правильно угадал.

– Угадал? – казалось, девушка растерялась от изумления.

– Да. Завтра скажу, каким образом.

– А сейчас?

«Вау! Мне удалось заинтересовать моего совёнка!!!» – меня только и хватило на то, что мотнуть отрицательно головой.

– Эх! Ну, завтра, так завтра, – снова заиграли на щеках Мотаевой ямочки, каждый раз заставляющие что-то, находящееся в моей груди, на уровне солнечного сплетения, замирать от восторга.

«Какая она красивая...» – ветер забавно играл волосами девушки, пока она захлопывала двери иномарки, следуя в направлении парочки наших… эээ… целующихся друзей?!

– Дезинфекция, по ходу, не только у меня произошла.

Мотаева опять хихикнула, только на этот раз немного нервно, не зная, что делать: окликнуть целующихся или стоять и ждать, когда они разлепятся сами.

Я, давно знакомый с Ермолиным, решил утра не ждать. Заметил, как Серафима передёрнула плечами от очередного порыва ветра, и делано возмутился:

– Жека! Отпусти несчастную. Девушкам холодно.

– Не знаю-не знаю, – выдохнула Мария, шагая назад от парня, пока не нащупала спиной стену. Посмотрев на нас осоловевшими, горящими от восторга глазами («Эх, девчонки!»), улыбнулась. – Мне жарко!

– Понял?! – прорычал Женька, – идите, грейтесь… только на другое крыльцо…

Мотаева захохотала. Уже громким полноценным смехом. Не запуганным, а спокойным и довольным, но при этом, шустро открывая железную дверь подъезда.

– Спокойной ночи, – дёрнула шатенка свою подругу внутрь, подмигнув мне, – и до завтра.

Железный щит с грохотом закрылся.

– Вот, где благодарность!? – сокрушаясь, потопал Ермолин к серебристой «Volvo». – А я ей такой огромный подарок купил...