Байки деда Игната

Царь, известное дело, строгий, но отходчивый. Прошло какое-то время, и он решил, что, может, хватит сердиться на своего генерала, не такой уж он ущербный, не со злого же умыслу подставлял бока тем японцам, и они ему наклепали, а за одного битого у нас трех небитых дают, и то мы торгуемся, мало, мол… Словом, царь простил Куропаткина и разрешил ему самолично прибыть в Петербург перед его ясные николаевские очи. А с сообщением о своем благоволении царь направил в Шешуры-Шешмари тогда еще полковника флигельадъютанта князя Юрия Ивановича Трубецкого[¹⁷], командира личного Его императорского величества конвоя.

Князь состоял почетным стариком станицы Батал-пашинской — в уважение его заслуг на японской войне, где он командовал Сибирским казачьим полком и был за храбрость и сноровку награжден золотым оружием. Очень подвижный, невысокого росточка, с лихими усиками, он был отличным наездником, за что казаки его уважали, звали (за глаза, конечно), «наш Юрко», офицеры же именовали «Георгием Гордым» и имели к тому резон.

Царь ему благоволил и часто сажал с собой почаевничать, покалякатьпоболтать о том, о сем. Вот, может, за таким чаем князь напомнил царю об опальном генерале, под началом которого он храбро сражался в Манчжурии, и тот поручил Трубецкому прогуляться в деревню к Куропаткину со словесным поручением Его императорского величества, как тогда говорили — сообщить бывшему главкому, что ему высочайше позволено быть в Петербурге. А для солидности и безопасности (первая наша революция еще не совсем потухла) взять тому Трубецкому из царского личного конвоя по своему усмотрению нескольких казаков. В эту оказию и попал наш дед Игнат, чем и гордился до старости.

 До генеральской усадьбы в глубине Торопецкого уезда скучноватой в то зимнее время Псковщины добрались без особых приключений. Генерал Куропаткин был уже в летах, а в домашнем одеянии и вообще показался нашим казачкам эдаким добрым дедом. Получив известие о царском благоволении, он приободрился и, придя к конвойным, долго расспрашивал их о службе, о доме, о семейных делах, велел выдать к обеду по чарке.

— Не генерал, — говаривал дед Игнат, — а старший брат, слуга царю, отец солдатам. После обеда чистил от снега дорожку возле дома, может, по примеру государя?императора, а может — по своей навычке — чого ему, генералу, не побаловаться на свежем воздухе легкою работою, себе в удовольствие и телесное укрепление. Баловством, кажуть, хлеба не добудешь, а про что не то — и совсем забудешь. Все, может, и прошло бы в этой поездке чинно?благородно, но только на обратном пути где?то в лесной глухомани с тем царским малым «посольством» случилось непредвиденное приключение. Откуда не возьмись, за коновойцами увязалась волчья стая. И хотя дело было в начале зимы и хищники вроде еще не изголодались, как это происходит у них обычно к весне, но намерения у волков, судя по всему, были самыми серьезными. И были они, по рассказам деда, отборными — красавцы, не заморыши какие, а нагулявшие к зиме и силу и стать. Опасные зверюги, в общем…

И когда они совсем уже стали наседать на конный кортеж, князь Трубецкой выхватил револьвер и подал команду пугнуть хищников по возможности метким огнем. Вот тут-то и пригодилось казакам мастерство, ранее отточенное на стрельбище и в тире. Волк не пивная бутылка, попасть в него, может, и было бы сподручнее, да только он, серая его душа, не стоит на месте, а крутится вдоль дороги, и того гляди — вцепится в твоего или в соседнего коня… Казаки первыми же пулями выбили наиболее настырных зверюг, и после еще нескольких выстрелов стая рассеялась.

Часть волков навсегда осталась в снегу, подкалеченные заковыляли в сторону зализывать раны, те, кто потрусливей, отпрянули с дороги, и только один, было приотстав, продолжал преследовать казаков, держась от них на более или менее безопасном расстоянии. Дед Игнат, а был он в ту пору молодым, лихим конвойцем, развернул коня и устремился навстречу этому нахалу. Волк остановился и зыркнул на казака огненными очами. Тут наш дед и влепил ему пулю, да видно так крепко, что зверь закрутился на дороге и вскоре затих. Пуля, она, конечно, дура: куда попадет — там дырка…

Вот такой был поход в куропаткинскую деревню Шешуры-Шишмари Торопецкого уезда Псковской области-губернии… Не-е, пуля все же не дура, если казак молодец! И если у него твердая рука и глаз—ватерпас…

Князю Трубецкому дедова сноровка так понравилась, что он пообещал взять его в поездку за границу, вроде как бы в Швейцарию и в Париж, а может, еще куда. Жаль, та поездка не состоялась — у князя в тот год не сладились домашние дела, а там и деду пришла пора идти на льготу, увольняться, если по-нынешнему. И поехал наш дед не в Париж, а на родной хутор, что, может, и к лучшему — хорошо за морем, а дома все же краше…