Генерала же Куропаткина дед Игнат видел потом возле царского дворца, и был он настоящим генералом, при орденах и лентах. И сроду не подумаешь, что это тот самый дедок из Шишмарей, битый японцами и ненароком прощенный Eго Bеличеством российским царем. Вот что делает из человека мундир и регалии! Волку, например, или коню — ордена и ленты ни к чему, и так видно, кто перед тобой — волк или собака, конь или порося, прости, Господи! А генерал без них и не генерал вовсе, а так, дедок из Шишмарей, хотя он, может, и бывший министр…
БАЙКА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ,
про то, как казаки-конвойцы в увольнение ходили…
— В увольнение мы ходили редко, — вспоминал дед Игнат, — та и что нам было делать в городе? Кина тогде такого, як теперь, не было, на базар нас не пускали, так — только на город подивиться… — Было, правда, одно время, — улыбаясь, говорил дедуля, — что казачки приладились к цирку — там тогда не только ученых попугаев показывали, то было не интересно, та и не к чему: сколько там того папуги-попугая? Казакам нравились борцы и силачи. Особенно, когда наши, российские, состязались с чужими, закордонными. Наши обычно побеждали, дюже крепкие хлопчики были! Взять того же Ивана Поддубного, он, говорят, раньше грузчиком на Азовском море работал, так ему там накладывали на плечи с десяток пятипудовых мешков с чем-нибудь, и он без всякой натуги таскал их на пароход. Ну, а потом, пообтесался трошки, стал в цирке работать, по заграницам ездить, силушкой удивлять заморских граждан.
Да и у нас подобные мужики пользовались уважением. Выйдет такой силач на арену и начинает играть трех- четырехпудовыми гирями, и так их подкинет, и через плечи мотнет, употеет сам, как вроде из бани-парилки вылез, и тут шутя-небрежно сунет кому-нибудь из ближних зрителей гирю — подержи, мол, пока я тут прочахну… Тот схватится, а гиря и потянет его до земли — наглядно видно, что гиря та не из ваты, а настоящая, чугунная.
Один раз такой чемпион подал вот так свою гирьку первому попавшемуся, а им оказался наш князь Дядянин, — н в гражданском, цивильном костюме сидел в первом ряду. Ну наш детинушка-князюшка небрежно так подхватил тот трехпудовик, перекрестился им два раза и бросил гирю хозяину. От такой неожиданности циркач отпрянул и не смог схватить ее на лету. Зрители, конечно, радостно похлопали хорунжему, хотя и подумали, что это специально подстроено для большего интересу. Хозяин цирка потом подходил к Дядянину, спрашивал, не хочет ли он у него на арене побаловаться тяжестями, предлагал, понятное дело, хорошие деньги. Но князь отказался, на что это ему, когда он был князь и офицер личного Его Императорского Величества конвоя. Что для него цирк: много трухи, мало сена…
По словам деда, очень любили казаки-конвойцы цирковых лошадей. Ухоженные красавцы, по их понятиям не годились для строевой службы, но насколько они были умны и обучены! Какие выкидывали фортели и как умели красовито и строго в такт музыке отплясывать и потом кланяться публике («делать комплимент»).
А вот цирковые наездники и жокеи особого восторга у казаков не вызывали. Их кувыркание и незатейливые упражнения на конских спинах для конвойцев, проходивших регулярную джигитовку, не казались чем-то необыкновенным. Подлезть под брюхом лошади или постоять в полный рост на седле скачущего коня — да такое «каждый может»! А пожалуй, заставь иного жокея в такой позиции попасть из винтовки или револьвера в движущую цель — еще неизвестно, попадет ли? Вскочить же на скаку на коня, или перевернуться через седло с одного бока на другой, так это же обычное дело! «У нас в станыци, — говаривал дед, — такэ можэ проделать каждый хлопчик!». И он вспоминал, что его родная тетка Настя в молодых годах такие «хвокусы» вытворяла на скачках — залюбуешься! Вот ее бы в цирк! Все же девка, чернобровая, с заправленными под папаху косищами, да на таких сказочных кониках — вот то было зрелище, не в пример худосочным жокеям, удивлявшим неграмотную публику повседневными упражнениями обычной джигитовки! Кому новина, тому и удивление… Но кони в том цирке были царственно красивы — сказочные кони! Ох, какие это были кони!
Казак без дыма не гуляет, бывали в увольнении и приключения, о них дед Игнат тоже любил при случае вспомнить.
Как-то, будучи в городе, дед Игнат и его земляк Степан Стеблина оказались в Летнем саду. Дело было осенью, сад пустовал, и наши казачки, приняв перед этим по склянке красного вина, расположились на скамейке у одного из входов-выходов того парка. Минут через сколько-то к ним подсела молодица с завернутым в пестрое одеяло младенчиком. Степан, естественно, стал с нею калякать о том, о сем, как это бывает в подобных случаях. Может, о погоде или там еще о чем и, понятное дело, — о ребеночке, который на Степанову радость оказался хлопчиком и из которого по Степановой думке должен был непременно вырасти добрый казак…