Байки деда Игната

И вот однажды ясным осенним утром свободные от службы казачки-мужички отправились на заготовку дров-жердей и того же хвороста. Спустились к берегу, где на приколе болтались лодки-каюки, и увидели, что прямо против них на тот берег карабкается медведь. Да только никак не может выбраться. Только зацепится за какую ни то прибрежную корягу, как тут же валится назад. И снова — только потянется на берег, как его какая-то неведомая сила уводит в воду. И тут же его сносит течением. Он опять к берегу, и снова назад…

— Братцы, поможем? — предложил кто-то. — А то згинет ни про што, ни за што! Подплыли на лодке и видят: медведя за ногу сом ухватил. Такой здоровенный сомина, может не в одну сажень длиной.

— В Кубани тогда и не такие водились, — говаривал дед Игнат. — Чудо, не сомы. С добрую коняку, или, вернее, — с корову, потому как пузо у него было, как сорокаведерная бочка. Морда широкая, лопатой. И при усах. Не было такого, чтобы сом — и не при усах…

Видать, такой сомина и цапнул того медведя за лапу. Утянуть его в омут не может, а у зверя сил не хватает на берег его вытащить. Вот и перетягивают: кто — кого. Только сом-то у себя дома, в воде. А дома, как говорят, и стены помогают… Так что рано или поздно он-таки утопит медведя, хотя заглотнуть его, конечно же, не сможет. И если не сумеет выплюнуть засосанную им медвежью ногу, то сгинет и сам.

Помочь медведю оказалось делом не простым — руку ему не подашь, советов он тоже не слушает. Да и сома не уговоришь отвязаться по-хорошему. Пробовали его жердью уразумить — куда там, не хочет со своей добычей расставаться, а, скорее всего — и не может: зажевал медвежью ногу глубоко и откашлять ее уже не в силах.

Подвели казаченьки под медведя бечевку и, мало-помалу, подняли бедолагу на берег. Сом и тут не отпускает его. Лежит, гора-горой, только жабрами зевает.

— А глазки-оченята у него малюсенькие, бессмысленные, рыбьи, ничего не показывают, — ухмылялся дед Игнат. — Он хоть и сом, а одинаково рыба, и на суше мало чего соображает.

Всунули ему служивые в рот две жерди, пасть разверзнули, и медведь, наконец, смог выпростать свою бедную ногу. А она у него почти до самого колена изжевана, белая вся. Сидит Топтыгин, зализывает порченную лапу.

Казаки тоже сидят, покуривают.

— Что будем делать? — пытают своего урядника. — А нычого, — отвечает тот. — Подождем, можэ ведьмидь сам шо прыдумае. А Мишка тем временем пошкандыбал к опушке рощи, нашел там корявую деревину, вернулся к сому и давай его нещадно волтузить, да так, что только брызги летят.

Измочалив сома, что называется, до мокрого места, медведь придавил его сверху жердиной и пошел в лес. Через некоторое время принес еще две коряжины, навалил их поверх сома. Потом еще принес лесину, другую, бросил их на кучу. И так без устали работал почти до обеда, пока не завалил обидчика целой горой сушняка.

Обошел напоследок эту гору и, убедившись, что сому из-под нее не продраться, помочился на угол, задрав ногу, совсем как гарнизонный кобель, рыкнул о чем-то на своем медвежьем языке, и навсегда ушел в лес. Даже не оглянулся.

— Вот так медведь помог казачкам-мужичкам в заготовке дров. Умная зверюга, как ни крути. Недаром добрые люди кажут, — говорил дед Игнат, — что медведь та же людина, только озверелая. Вроде б то в Палестине когда-то жил-был такой шалопай, что не верил в святость самого Исуса Христа и вздумал его как-то напугать: в вывороченной кужушине притаился за хатой, а может, в будяках-колючках, и когда Христос проходит мимо, выскочил и прямисенько на него… Христос развел руками, дунул, плюнул, и шалопай стал медведем. Сам перелякался и тиканул, куда глаза глядят. Так появились медведи, расплодились, как водится, и наши Мишки — их родичи-потомки. А то ж ты думаешь, отчего они такие умные?

Ну, а казаченьки вечером рассказали о своем приключении, и ихний командир, может хорунжий, а может сотник или сам есаул, а только пожурил он казачков, что не привели того медведя в крепость, пусть бы он на казенных харчах оклемался, а может, и прижился бы, гарнизону на радость, крепости на усиление.

Не прав был тот командир, хотя думка у него, может, случилась и добрая. Нельзя свободную животину на цепь сажать. А для того, чтобы иметь в хозяйстве своего медведя, надо брать маленького несмышленыша, который звериной жизнью не усладился, и приучить его к человечьей. И такого медвежонка, и даже не одного, а сразу двух, наши казаки вскорости нашли, но то — другая байка, про то — в другой раз.

БАЙКА ТРЕТЬЯ,

про медвежье солнце, да про то, как дед моего деда на охоту ходил, и о чем рассказывать не очень любил