Читаем Байки деда Игната полностью

И как-то раз довелось ему в паре с одним, может офицером, а может, и простым связником отправиться к нашему соглядатаю-черкесу из ближнего к Анапе аулу. По словам деда Игната, тот азият в юных годах был у нас в аманатах (заложниках), знал по-русски, сочувствовал России и, видать, не любил турок. А может, по привычке уважал «урусов» и за небольшую мзду, а то и вовсе «за так» сообщал нашему командованию, что они, те турки, замышляют, что для тех замышлений делают, и сколько у них есть чего — «аскеров», то есть солдат, пушек и прочего армейского боевого и кормового припасу.

Сакля его стояла опричь аула, в густом подлеске, так что спустившись с горы, наши посланцы попали прямо к нему на баз. Черкес провел их в кунацкую (по-нашему — гостевую) пристройку, накормил и рассказал старшому, что знал такого полезного для представителя «белого царя». А когда получил мешочек с серебряными монетами, то так вдохновился, что предложил гостям завтра же с утра поехать в Анапу и поглядеть самим на ту крепость, тем более, что турки ее в последнее время сильно укрепили.

Правда, не в саму Анапу, туда по случаю войны посторонних не пускали, а на торжище у главных ворот — оттуда, уверял черкес, все равно все видно. Оказывается, его родич, а также кто-то из хороших друзей-кунаков служили в Серебряных воротах крепости. Те ворота так назывались потому, что через них шла дорога к «Серебряным  ключам», откуда жители и гарнизон возили себе воду особенно чистую и сладкую. Ворота те не сохранились, а дорога к ключам — теперь обычная анапская улица, так и называется — «Серебряная» (сейчас — улица Ивана Голубца). Но это так, к слову…

Так вот, те Серебряные ворота с началом войны были завалены камнем, а привратников перевели на усиление охраны основного прохода в крепость — башню, выходящую к Бугур-реке. И как раз завтра, в базарный день, тот родич с утра будет дежурить там, не один, конечно, но это не имеет значения — черкес передаст ему бурдюк с бузой, до которой тот большой охотник, и все будет, как надо… Родич расскажет последние новости, потому как они, привратники, знают все…

Старшой «чжеркотал» по-черкесски, а Касьяна, знавшего тогда по-азиятски, может, с десяток слов, решили в случае чего выдать за немого, что для него, большого любителя поговорить-побалакать, было немалым испытанием. Оба «уруса» давно не брились, черкес дал им по старой лохматой папахе, чего-то из поношенной одежки, так что вид они приобрели вполне подходящий. И чуть свет, загрузив арбу просом, чем-то еще на продажу, они подались на анапское торжище.

Нам сейчас трудно судить, насколько обоснованно рисковали друзья-товарищи в то далекое от нас утро, не знаем мы и деталей той поездки, что там было и как, а только Касьян со своим напарником побывали у самых ворот турецкой крепости, и можно только предполагать и думать, что они увидели, про что узнали. Думать хорошо, а догадываться лучше…

А вот одну подробность того анапского рынка-базара память предков сохранила: Касьян впервые увидел там знаменитого шейха Мансура[10], с которым судьба его впоследствии крепко столкнула. Шейх, как объяснил дед Игнат, если по-нашему, это как бы старший среди мусульманских мулл-попов. Ну, может, архиерей или что-то в этом роде. А встреча с попом, если это даже и не наш поп, а басурманский, а тем более еще и шейх, никогда к добру не приводила.

Мансур славился как рьяный недруг, если не сказать хуже, России и всего русского, и к тому же он, считали азияты, был еще и пророком. Так что каждое его слово воспринималось как откровение Аллаха… Ясное дело, когда человек много говорит, глядишь, где-то что-то и угадает, а Мансур «балакав» много и горячо. Вот и в тот день он, восседая на коне, говорил, если не сказать — кричал, громко и яростно. Как пересказал Касьяну его напарник, Мансур призывал к смертельной схватке с «гяурами». Он уверял, что русские скоро будут здесь, под Анапой, потому что «Гуд-паша» уже «перелез» через Кубань. «Гуд-пашой» он называл русского генерала Гудовича[11

].

Потрясая выхваченным из-за пояса ятаганом, шейх уверял слушателей, что турецкий султан не оставит Анапу в беде, и чем быстрее гяуры-урусы придут сюда, тем быстрее их покарает Аллах…

Он, тот басурманский архиерей, был совершенно не похож на обычного муллу или молчальника-монаха. Нет, в обличье неистового и крикливого шейха пребывал настоящий абрек, а может — и сам сатана.

В общем, та вылазка наших разведчиков закончилась вполне благополучно и, по словам деда Игната, начальство было ими довольно. А недели через две Касьян попал в казачий отряд, направленный, вкупе с прибывшими из Крыма войсками под Анапу, на помощь генералу Гудовичу, который по приказу самого светлейшего князя Потемкина (приписного казака Кущевского куреня Грицька Нэчёсы) осадил эту турецкую крепость.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное