Балаустион

– Браво, малыш, – убийца пропитал кусок ткани каким-то снадобьем и прижал полотно к щеке. – Хоть и грубо. Человек должен быть вежлив со своей смертью. Подумай только: ведь я – последний из людей, кого ты видишь в этой жизни. Разве это не повод быть чуточку более вежливым? Я вот совершенно не чувствую к тебе злобы. Скажу даже больше – ты мне нравишься. Хотя я держу за правило не привязываться сильно к людям, клянусь богами, мне было приятно общаться с тобой. И я почти сожалею о том, что должен сделать.

Леонтиск промолчал, смежив веки.

– Тебе, наверное, интересно, как мне удалось всех одурачить, выдав себя за Эвполида Каллатида? – край прижатого к лицу Горгила полотна вздрагивал, задеваемый его губами. – Охотно расскажу – надо же чем-то занять время, да и тебя поразвлечь напоследок. Началось все с того, что три месяца назад, отдыхая в Коринфе, – ох, какой там восхитительный бордель у Горгозины! – я получил предложение отправить к Аиду отца и сына Эврипонтидов, неких спартанских правителей. Деньги задание обещало приличные, а работа представлялась не очень сложной, так что я легко согласился. Теперь-то понимаю, что слегка продешевил, но договор есть договор.

Я уже закончил предварительную подготовку и собирался выехать из Афин в Сикион, чтобы занять приготовленное мне место в посольстве ахейцев, когда пришло сообщение о том, что замысел оказался под угрозой. Это мои люди, кстати, отловили шпиона в доме архонта Демолая – я всегда страхуюсь и стараюсь собрать о заказчиках не меньше сведений, чем о намеченных ими жертвах. Перед своей печальной кончиной шпион рассказал, что подслушал разговоры архонта и передал их хозяину – некоему Эвполиду Каллатиду, сыну врага архонта. Этот Эвполид стал угрозой всего дела, поэтому мои люди нашли его и установили слежку, поджидая момент, чтобы… ну, сам понимаешь. Молодой негодяй заметил охотников, попытался скрыться от них – безуспешно, разумеется, – но успел передать смертоносные сведения тебе. Именно тогда, у ворот особняка своего папаши, ты в последний раз видел настоящего сына Терамена. Спустя какой-то час охотники накрыли его и привезли ко мне. Очень скоро выяснилось, что первоначальный план провалился – ты сопоставил узнанное от Эвполида с предложением своего отца и, как положено законченному дураку, встал на дыбы, отказавшись сыграть предложенную роль. Ну и оказался в темнице архонта.

Леонтиск закусил губу, вспомнив, как все происходило. Глаз он не открывал, боясь предательских слез.

– Но я, видишь ли, не люблю, когда мои продуманные планы портят случайности и дураки, – голос Горгила зазвучал зловеще. – В подобных случаях я иду на все, чтобы посмеяться над судьбой и людьми и сделать, так, чтобы операция прошла, как было задумано. А задумано было, чтобы ты, дружище Леонтиск, привел меня к Эврипонтидам, и я понял, как заставлю тебя сделать это, «пообщавшись» с доставленным ко мне Эвполидом. Этот несчастный искатель приключений весьма походил на меня ростом и комплекцией, да и лицом немного. Более того, когда его разговорили мои «щекотуны», он поведал, что в предпоследний раз вы виделись пять лет назад, а в последнюю встречу ты признал его лишь по оставленной тобой же отметке на щеке. Одним словом, стоило мне заложить прокладки под десны, – Горгил засунул пальцы в рот и выбросил на стол пару белесых тампонов толщиной в палец, лицо убийцы сразу стало ощутимо острее, – одолжить у сына Терамена накладную бороду и приклеить шрам – и превращение свершилось. Вот, погляди-ка…

Горгил отнял от лица пропитанную жидким зельем тряпицу, взял со стола тонкий поблескивающий золотом пинцет и, осторожно поддев, отклеил от щеки лоскут кожи с таким знакомым V-образным шрамом. Леонтиск почувствовал спазм в желудке.