«Тут же вышел Иамид, один из лохагов Трехсот, и вызвался командовать отрядом, отправляющимся к царю-изгнаннику. Сей гиппагрет Иамид некогда приносил присягу царю Павсанию и считался одним из самых преданных ему людей. Однако сие неожиданное заявление вызвало у царевича Пирра сомнение, заставив заподозрить скрытый подвох и хитрость Агиадов. Эврипонтид опасался предательства, хотя полемарх Брахилл подтвердил, что знает Иамида как солдата честного и преданного. Пирр заявил, что предпочитает, чтобы отряд номаргов повел к отцу кто-то из людей, кого он знает лучше. Сейчас же Эпименид, сын Ариона, давний соратник царя Павсания, вызвался возглавить отряд телохранителей. Многие подняли крик, что Триста, лучшие из воинов Спарты, издавна подчиняются собственным командирам, а именно тем из числа номаргов, кто выделился над всеми своими умом и доблестью. Говорили, что номарги не станут слушать человека, едва знающего, с какой стороны держаться за меч (так они называли Эпименида, в молодом возрасте, сразу по окончании агелы, оставившего военную службу). Однако эврипонтиды поддержали Эпименида и стояли на своем. В конце концов было решено, что Эпименид и Иамид будут руководить отрядом совместно, с преимуществом власти у Эпименида. Иамид поклялся именами богов-покровителей, что будет слушаться указаний поставленного над ним командира. Отплытие на остров назначили на 14-е посидеона (третий день перед нонами января)».
Да, именно так. Как ликовали потом, покинув базилику, Пирр и все сторонники Эврипонтидов! Стоило вспомнить, сколь долго мечтали они заполучить контроль хотя бы над частью отряда Трехсот, и вот начало положено. Им удалось переиграть Агиадов их собственными костями! «Это была действительно важная победа – предвестница великих перемен», – сказал стратег Никомах. Ион прикинул, не внести ли эти слова стратега в рукопись, но, поразмыслив, решил, что не стоит. Потому что фактического содержания в них нет, одни эмоции и неподтвержденное пророчество. А настоящий историк, Ион это точно знал, должен воздерживаться и от того, и от другого.
Он снова протяжно зевнул. Погоди, Гипнос, великий бог забвения. Дай мне несколько минут, чтобы дописать, и я отдамся твоему страстному зову, принесу тебе в жертву несколько драгоценных часов моей жизни.
«По делу же Леонтиска, сына афинянина Никомаха, царь Эвдамид на уступки не пошел и повелел выдать оного для следствия и суда, как требовали находящиеся здесь же родственники покойных девушек. Эфор Анталкид потребовал от царя, чтобы тот взял под стражу так же Энета, сына Гегелоха, и Аркесила, сына Полигона, „спутников“ царевича Пирра, виновных в нападении на римлян. Эвдамид, однако, в этой просьбе отказал: то ли не желая чрезмерно давить на Эврипонтидов, либо в намерении досадить эфору Анталкиду, а, может, по какой-то иной, неведомой нам причине».