Балаустион

— Насчет «никогда» я бы на твоем месте не был столь категоричен, дружок, — в кошачьем голосе убийцы мелькнула досада. — Хотя ты прав, это задание затянулось. Что за проклятый город эта Спарта? Или это я уже начал стареть и терять хватку? Гм, ничего, отработаю Эврипонтидов, и еще, быть может, пару-тройку жирных заказиков, и — на покой. Куплю себе замок на одном из островов, и дом в Риме, столице мира, и… хм-хм. Чего это я так разоткровенничался с покойником? Пора переходить ко второй руке, как ты думаешь?

— Чтоб ты подох, ублюдок, — искренне пожелал ему Леонтиск. Освободиться не удалось, и чем скорее все закончится, тем лучше.

В этот момент за массивной внешней дверью, находившейся прямо напротив ступней афинянина, послышался шум, приглушенный толстыми досками. Горгил, уже ухвативший было свой секач, повернул голову. Две серые фигуры тут же появились из-за внутренней двери, и, повинуясь безмолвной команде мастера, выскользнули за внешнюю. Мастер задвинул за ними тяжелый засов, и в тот же момент один из прислужников прокричал снаружи односложную фразу на незнакомом, каркающем языке. Раздался гул нескольких голосов, затем лязг оружия и грохот. Сердце афинянина бешено заколотилось, кровь прихлынула к голове. Это друзья, спасение, жизнь! Он несколько раз сильно рванул левую руку, но веревка все еще держала ее.

Горгил отпрянул от двери и повернулся к нему. Сам воздух в каменной камере стал вдруг тяжелым и душным. Напитанным смертью.

— Тебе повезло, малыш, — мягко произнес убийца. — Не будет кипящего масла и ворота для кишок, и даже хоботок твой останется на месте. Обстоятельства принуждают меня прервать нашу беседу раньше, чем планировалось.

Леонтиск был не в силах произнести слова в ответ. Распятый на каменном столе, он был абсолютно беспомощен, все равно, что уже мертв.

Дверь задрожала под тяжелыми ударами.

— Ломай! Вместе! А ну! — слышались слова команды. Леонтиску показалось, что он узнал этот голос. Неужели… сам Эврипонтид?

— В Эреб! — выдохнул Горгил, схватил нож и метнулся к Леонтиску. Лезвие мелькнуло в свете факела и…

Как это произошло? Это мгновение навсегда выпало из воспоминаний Леонтиска. Какой-то глубинный спазм самосохранения потряс его рассудок, отключив восприятие, но в следующий момент, который он помнил, молодой воин уже держал руку убийцы с зажатым в ней ножом своей левой — свободной! — рукой. Дрожащее острие медленно приближалось к горлу афинянина. Он перехватил руку убийцы неудачно, два пальца попали под лезвие. Кровь медленными теплыми струйками потекла по кисти, по запястью, мышцы звенели от невероятного напряжения, плечо онемело. Но он держал, держал! Его никогда не называли слабаком, и желание жить утроило его силы.

Удары, казалось, сотрясают все здание, от двери летела крупная щепа. Горгил шумно дышал сквозь зубы и давил, давил. Потом, видя, что ничего не выходит, отпрянул, хотел отнять руку с ножом, но не вышло: Леонтиск держал ее мертвым захватом. Держал свою жизнь.

— Не выйдет, дядя, — прохрипел он, ощерив в усмешке окровавленные зубы.

— Что, жить хочешь, свинья? Жить хочешь? — в бешенстве заорал Горгил — похоже, самообладание оставило его. Свободной рукой он принялся наносить Леонтиску гвоздящие удары по лицу, дробя кулаком нос, глаза, губы… Афинянин рычал и мотал головой, но руку с ножом не отпускал.

— Да умри же ты! — завопил убийца, и тяжело дыша, буквально прыгнул сверху на нож, навалился всем весом, прижавшись телом к каменному ложу. Последовал миг отчаянной борьбы, после чего нож быстро пошел вниз. Невероятным усилием афинянину удалось, резко дернув локтем, заставить острие отклониться от шеи и пройти над плечом. Камень заскрипел под сталью.

Леонтиск ничего не видел, глаза застилал кровавый туман, но в этот момент под правую, обрубленную, руку, попалась прижавшаяся к камню скамьи промежность убийцы. Зажмурившись, Леонтиск изо всех сил ткнул культей. Боль была меньше, чем он ожидал — или сейчас было просто не до того. Горгилу, похоже, было больнее — заорав, он отпрыгнул назад, оставив нож в руке жертвы. В эту самую минуту доски двери, не выдержав очередного удара, с громким треском прогнулись внутрь. Загрохотало, заскрипело, залязгало. Леонтиск, перехватив нож за рукоять, принялся вслепую размахивать им перед собой. Он практически ничего не видел — глаза были залиты кровью с рассеченных кулаком убийцы бровей и лба.

— Сюда, на помощь! — сорвался с губ афинянина запоздалый призыв.

Еще миг-другой, и пространство вокруг наполнилось суетой и голосами.

— Держи его!

— Стой, собака!

Удары железом по камню.

— Не получается!

— Открывай!

— Ни хрена, тут какой-то механизм.

— Дави, сюда просовывай, в щель! Нажимай. Уйдет, падаль!

— Все, сломал. Меч сломал, представляешь? Ничего не выйдет.

Шум возни.

— На помощь! — снова слабо позвал Леонтиск. Он был не уверен, что, размахивая ножом, не поразил себя: больно было везде .

— Леонтиск, дружище! Живой, хвала богам! — голос Иона. — Дай сюда нож, я тебя освобожу. Успокойся, все позади.

— И я могу спокойно потерять сознание?