Балаустион

— О, большое веселье. На шум сбежались едва ли не все обитатели Персики: ахейцы, македоняне, римляне, их слуги и охранники. Приплелся даже толстый индюк, эфор Анталкид, — не иначе, как снова миловался с консулом, уговаривал его переехать жить в Спарту и прихватить с собой когорту-другую легионеров. Все начали орать, выяснять в чем дело; Анталкид с ходу обвинил Пирра в очередном мятеже и разбое. За царевича вступился Деркеллид, полемарх Священной Моры, который и позволил нам разыскать тебя во дворце. Да и сам командир себя в обиду не дал: кричал, указывая на тебя, очень живописно лежавшего в луже крови, что его людей похищают посреди бела дня и пытают, что половина его челяди погибла, что его брат лежит при смерти, а его самого день и ночь преследуют убийцы… Одним словом, речь была что надо. Анталкид стушевался, пообещал во всем разобраться и ретировался, а мы, неся тебя в качестве знамени, вернулись на агору. Там собралась огромная толпа, тысяч в несколько. Отголоски того, что происходило в Персике, переросли в слух, что Пирра и всех, кто пошел с ним, схватили и пытают в дворцовых подземельях. К тому моменту, как мы вышли, самые горячие головы уже собирались брать Персику штурмом, невзирая на выстроившуюся у ворот Мору. Люди встретили нас ликованием, потом было шествие сюда, к особняку тетки Ариты. Все бы радоваться, но, увы, Эвполида мы так и не нашли, хотя прочесали сверху донизу всю Персику.

— Эвполид мертв, — глухо произнес Леонтиск, боясь того, что ему предстояло сказать. Боясь собственной лжи. — Он был в этом узилище, изуродованный почти до неузнаваемости. Потом, когда Горгил занялся мной, его подручные куда-то унесли тело.

Галиарт и Аркесил помолчали, понурив головы, затем сын наварха тихо произнес:

— Проклятый пес этот Горгил — сколько дел наделал. Но теперь-то мы его быстро к рукам приберем: ведь ты видел его морду и опознаешь, если мы его притащим. А мы будем тащить всех без разбора, тем более что Антикрат подсказал, где искать. Да и полемарх Деркеллид обещал всяческое содействие.

Леонтиск с мрачным лицом отвернулся к стене.

— Что такое? — не понял Галиарт.

— Ни хрена я не видел, — буркнул Леонтиск. — И не смогу никого опознать. Этот урод был в маске.

Ну вот он и сказал это. И все, ничего нельзя уже изменить и исправить. Давно уже нельзя. Леонтиск чувствовал себя настоящим подлецом, но он не мог найти в себе силы рассказать друзьям правду. Рассказать, что это он привел в дом Эврипонтидов врага, что именно он, Леонтиск, виновен в смерти четверых домочадцев. И в том, что Пирр Эврипонтид столько времени жил под сенью смерти и несколько раз едва не погиб. И в том, что друг Аркесил, тот, что глядит такими сочувствующими глазами, из-за него на всю жизнь остался калекой. Нет, невозможно! Нельзя простить такое. Скажи он правду — и этот светлый дружеский взгляд потускнеет, наполнившись презрением. Энет разведет руками в молчаливом непонимании. Тисамен и Галиарт отвернутся, Иону будет его жаль, Феникс же, напротив, смешает его с дерьмом, а Коршун, пожалуй, схватится за меч. А Пирр Эврипонтид, в котором сосредоточена вся жизнь Леонтиска, в лучшем случае прогонит его прочь — из Спарты и из своей жизни. А в худшем заколет собственной рукой, но и это лучше, чем взглянуть в желтые глаза царского сына, воззрившиеся на тебя… предателя. Предателя!

— В маске? — хором воскликнули Леонтиск и Аркесил.

— Ну да, в маске! Гладкая такая, вроде как из золота, с дырками для глаз, — он видел маску убийцы, блестевшую на столе среди склянок и орудий пытки. — Снизу только бороду и видно. Сомневаюсь, чтоб по этой бороде можно было его узнать. Я, сказать честно, и не присматривался сильно… света было немного, да и не до того было, с жизнью прощался…

— Мы нашли маску, но… Проклятье! — Галиарт вскочил на ноги. — Мы-то надеялись, что ты узнаешь Горгила, если увидишь его, хотели… да, впрочем, теперь уже неважно… Нужно немедленно доложить царевичу.

— Остынь, — посоветовал Аркесил. — Командир только час, как лег. Дай ему отдохнуть — завтра, вернее, уже сегодня, снова тяжелый день.

— Ты прав, клянусь богами, — Галиарт снова упал на табурет.

— Я не видел лица Горгила, — подумав, произнес Леонтиск, — зато могу свидетельствовать против стратега Леотихида, которого отлично разглядел и даже имел с ним беседу.

— Да, Исад что-то говорил об этом Антикрату…

— Исад? При чем здесь он?

— Именно он сообщил нам, что Леотихид схватил вас и собирается передать Горгилу. Он сделал это, сильно рискуя своей карьерой, а, может, и жизнью. Можешь при случае поблагодарить его, но как-нибудь тихонько, чтобы не слышали лишние уши.

— Не премину, клянусь Меднодомной, — серьезно кивнул Леонтиск, чувствуя, как кровь прихлынула к его щекам. Сколько бед из-за него! Он поднял левую руку с перемотанной бинтами ладонью и коснулся лица — проверить, на самом ли деле полыхает оно предательским жаром. Это движение причинило ему боль, пальцы испачкались в чем-то скользком. — Боги, что это за дрянью вы меня измазали?