Читаем Баллады полностью

Жизнь представлялась Жуковскому «бездной слез и страданий». При всей мягкости поэта и у него порой вырывались неожиданные по своей резкости определения, вроде «гнусный свет» («Тургеневу, в ответ на его письмо», 1813) или «низость настоящего» («Мотылек и цветы», 1824). Но по натуре своей Жуковский не был борцом, а потому «жалобы» поэта никогда не перерастали в открытый протест. «Гнусности» и «низости» действительности он противопоставлял «душевный порыв к неопределенному идеалу» (Белинский). Этот идеал находил выражение не только в упованиях на «мир иной», на «лучший неизменный свет», где человек обретет утраченное или недостигнутое здесь, но и в уходе от настоящего в прошлое, в атмосферу идеализированного и опоэтизированного средневековья. Отсюда обращение Жуковского к жанру баллады, которая наряду с элегией широко представлена в его творчестве.

В 1808 году Жуковский печатает свою первую балладу «Людмила» — подражание одной из баллад немецкого поэта XVIII века Бюргера «Ленора». В балладе Жуковского развивается характерная и для его элегий мысль о безрассудности и даже греховности ропота человека на свою судьбу, ибо любые горести и испытания ниспосылаются ему свыше. Сюжет «Людмилы» отличается самой мрачной фантастикой: умерший жених является к безутешной невесте, предпочитающей смерть разлуке, и увлекает ее с собой в могилу.

Если успех «Сельского кладбища» принес Жуковскому славу элегического поэта и вызвал настоящее засилье элегий в русской романтической лирике, то не меньший успех «Людмилы» способствовал исключительной популярности балладного жанра в России. Среди оригинальных русских баллад наибольшую известность приобрела баллада Жуковского «Светлана» (1812).

Сюжет «Светланы» является вариацией сюжета «Людмилы». Баллада начинается с описания русских народных гаданий. Поздним вечером, сидя перед зеркалом, Светлана мечтает о далеком суженом и незаметно засыпает. Во сне ей приходится пережить то же, что случилось с Людмилой. Просыпается Светлана уже поутру. За окном открывается солнечный морозный пейзаж, звенит колокольчик, сани останавливаются у ворот, а на крыльцо поднимается статный гость — не мертвый, а живой жених Светланы.

Так все мрачное и фантастическое отнесено в область сна, и сюжет получает неожиданно счастливую развязку. В соответствии с подобным переосмыслением сюжета язык «Светланы» менее, чем язык «Людмилы», насыщен такими элементами романтического стиля, которые преследуют цель вызвать жуткое настроение у читателя. Правда, есть в «Светлане» и «черный вран», предвещающий печаль, и «тайный мрак грядущих дней», и гроб, в котором Светлане чудится ее жених, но все эти «страхи» как бы умеряются и разбавляются непринужденностью словесных оборотов, позаимствованных из живой разговорной речи.

«Светлана» была закончена в тот самый год, когда вторжение Наполеона в Россию побудило миролюбивого автора элегий и баллад Жуковского вступить в ряды защитников родины. Он зачисляется добровольцем в московское ополчение.

«…Я записался под знамена… потому что в это время всякому должно было быть военным», —

пишет Жуковский Александру Тургеневу.

Вскоре после Бородинской битвы Жуковский переводится в штабную канцелярию Кутузова. Здесь на него возлагается составление сводок о военных действиях. Но, не ограничиваясь этим, обогащенный походными впечатлениями, Жуковский перестраивает свою мечтательную лиру на военный лад и заставляет ее звучать в унисон биению сердец многих десятков тысяч русских людей, отстаивавших независимость отечества. В свободное время он трудится над большим поэтическим произведением «Певец во стане русских воинов» (1812).

Приняв на себя роль певца русской военной доблести, Жуковский слагает вдохновенную лирическую песнь во славу родины, в память павших и в честь живых героев. Помянув славные дела предков, певец провозглашает задушевную хвалу отчизне и рисует запоминающиеся образы русских полководцев, отличившихся в Отечественной войне 1812 года.

По окончании Отечественной войны Жуковский возвращается к элегическим и балладным темам. Одновременно он работает над крупными эпическими произведениями из древнерусской жизни. В 1817 году он выпускает «старинную повесть» в двух балладах под общим заглавием «Двенадцать спящих дев».

Вплоть до конца 1810-х годов творчество Жуковского пользуется неизменным успехом у читателей. Выражая отношение молодого поколения к Жуковскому, Пушкин пишет такую надпись к его портрету:


Его стихов пленительная сладость
Пройдет веков завистливую даль, И, внемля им, вздохнет о славе младость, Утешится безмолвная печаль И резвая задумается радость.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Собрание сочинений. Т. 4. Проверка реальности
Собрание сочинений. Т. 4. Проверка реальности

Новое собрание сочинений Генриха Сапгира – попытка не просто собрать вместе большую часть написанного замечательным русским поэтом и прозаиком второй половины ХX века, но и создать некоторый интегральный образ этого уникального (даже для данного периода нашей словесности) универсального литератора. Он не только с равным удовольствием писал для взрослых и для детей, но и словно воплощал в слове ларионовско-гончаровскую концепцию «всёчества»: соединения всех известных до этого идей, манер и техник современного письма, одновременно радикально авангардных и предельно укорененных в самой глубинной национальной традиции и ведущего постоянный провокативный диалог с нею. В четвертом томе собраны тексты, в той или иной степени ориентированные на традиции и канон: тематический (как в цикле «Командировка» или поэмах), жанровый (как в романе «Дядя Володя» или книгах «Элегии» или «Сонеты на рубашках») и стилевой (в книгах «Розовый автокран» или «Слоеный пирог»). Вошедшие в этот том книги и циклы разных лет предполагают чтение, отталкивающееся от правил, особенно ярко переосмысление традиции видно в детских стихах и переводах. Обращение к классике (не важно, русской, европейской или восточной, как в «Стихах для перстня») и игра с ней позволяют подчеркнуть новизну поэтического слова, показать мир на сломе традиционной эстетики.

Генрих Вениаминович Сапгир , С. Ю. Артёмова

Поэзия / Русская классическая проза