Балтийская сага

Смольнинские матросы взялись за весла, погнали шлюпку к плавбазе. Кухтина и Бормотова сопровождал Епихин. Пошел на «Смольный» и командир Сергеев.

Вернулся он спустя два часа. На вопрос Гаранина коротко ответил: «Кухтин плох» — и сразу прошел во второй отсек, где инженер-механик Лаптев и электрики возились в аккумуляторной яме, во вскрытой батарее.

Гибким движением гимнаста Лаптев выпрыгнул из ямы.

— С расклинкой батареи мы управимся, товарищ командир, — говорит он быстрым южным говорком. — А вот как быть с носовыми цистернами? Наверное, заклепки потекли, нужно зачеканить. Док нужен, товарищ командир.

— Где я вам док возьму, механик? — Сергеев хмуро смотрит на Лаптева, на его раскосые «пиратские» глаза. — Надо до Таллина дотянуть, а там видно будет.

— До Таллина? — удивленно переспрашивает механик.

За ужином Сергеев объявляет:

— Значит, так, товарищи командиры. По приказу комфлота уходим из Рижского залива. «Киров» и другие корабли, в том числе и лодки, переходят в Таллин. Переход — по Моонзунду.

— Там же мелко, Михаил Антоныч, — говорит помощник Бойко. — Мы-то пройдем, а вот «Киров»…

— Пройдет и «Киров». В Моонзунде идут дноуглубительные работы. Нагнали землечерпалок, углубляют фарватер. С крейсера выгружают боезапас главного калибра, лишнее топливо. Чтобы уменьшить осадку. Такие дела. — Сергеев отодвигает тарелку с недоеденной пшенной запеканкой и наливает себе чаю. — Должен сообщить, товарищи командиры, — говорит он, помешивая ложечкой в стакане, — что обстановка на море трудная. К северу от Даго нарвался на минное заграждение крейсер «Максим Горький», взрывом мины ему оторвало нос…

— Нос оторвало?! — ахнул механик Лаптев. — Он затонул?

— Нет. Броневая переборка не дала хлынуть воде внутрь корпуса. «Горький» своим ходом добрался до Таллина. А вот на той же минной банке подорвался и затонул эсминец «Гневный».

Травников, исполняющий обязанности командира БЧ-2-3, питался с лодочным комсоставом в кают-компании — за столом во втором отсеке. Услышав о «Гневном», он вскинулся, не донеся до рта стакан чая.

— А экипаж «Гневного»? — спросил он. — Все погибли?

— Не все. Уцелевших снял другой эсминец, «Гордый». У вас что, мичман, кто-то был на «Гневном»?

— Да. Мой близкий друг проходит там практику.

— Проходил, — сказал Сергеев.

Да нет, не может быть, чтобы Жорка погиб, думал Травников. Жорка Горгадзе — ну не такой человек, чтобы взять и погибнуть… Жорка мечтал об эсминцах, радовался, что попал на практику на новый эсминец…

— Тяжелые потери и у нас на подплаве, — продолжал Сергеев излагать информацию, полученную на «Смольном». — Погибла «малютка» эм-восемьдесят три. Командир Шалаев привел ее с поврежденным перископом в Либаву, не зная, что там уже идут уличные бои. Вошел в канал, когда немецкая мотопехота прорвалась к судоремонтному заводу «Тосмаре». С ходу старлей Шалаев ударил из своей сорокапятки по их машинам. Прямой наводкой. Ну, неравный бой, сильные повреждения, артбоезапас расстрелян. Шалаев отдал последний приказ: всем, кто жив, сойти на берег, лодку взорвать. Там сухопутная часть оборонялась, Шалаев со своими ребятами к ним примкнули. Дрались до последнего патрона.

— Ах, Паша! — Бойко пошевелил желтыми усами. — Паша Шалаев был в нашем выпуске очень заметный. Он первым из нас стал командиром лодки.

— А в нашем выпуске, — сказал Сергеев, — был Коля Костромичев, командир «эс-три». Вы его знаете. Комфлот приказал кораблям, стоявшим в Либаве, перейти в Виндаву или Усть-Двинск. А «тройка» стояла там в группе ремонтирующихся кораблей. У нее повреждение было, мешавшее погружаться, но надводный ход имелся. И Костромичев вышел в море, на борту его лодки был еще и экипаж «эс-один», которая своего хода не имела.

Сергеев допил чай и со стуком поставил подстаканник.

— Черт его знает, что там произошло, в Либаве. Комфлот приказал всем кораблям уйти оттуда. А кто отдал приказ взорвать корабли, стоявшие на ремонте, я так и не понял. Факт тот, что «эс-один» взорвали.

— Ну так правильно, — сказал Гаранин. — Чтоб не досталась противнику.

— Да, правильно. — Сергеев мотнул головой, словно отгоняя посторонние мысли. — Так вот, Костромичев на «тройке» вышел в море с двумя экипажами на борту и без торпед, без всякого охранения. На траверзе Виндавы «тройку» атаковала группа торпедных катеров. Полтора часа Коля Костромичев отбивался артиллерией. Пока не расстрелял боезапас и не погибли артрасчеты. Костромичев направил лодку к берегу — может, думал, что удастся спасти экипажи. Но немцы торпедами разорвали «эс-три».

Во втором отсеке, в кают-компании повисло, сгустилось, как грозовое облако, трудное молчание.