Бальзак. Одинокий пасынок Парижа

Оноре от всего этого далёк. Его терзают сомнения совсем иного порядка: может, эта женщина настолько умна, что вся его писанина вызывает лишь смех? Ну да, Лора – бывшая придворная дама, а потому чрезвычайно умна и осторожна. Тем более что она намного старше и опытней. Всё ясно: Лора просто-напросто не может воспринимать всерьёз его галиматью! Она слишком умна, чтобы вникать в его довольно смелые намёки…

И тогда в переписке с мадам де Берни Оноре начинает некие философские рассуждения – о мире, природе и эволюции. Для него это непросто, он волнуется, поэтому пишет сначала на черновиках и лишь потом всё переписывает набело…

Как хорошо, что у юного Оноре имелась такая привычка – сначала писать на черновиках, а потом переписывать. Потому что, если бы напечатать все письма, посвящённые им мадам де Берни, получился бы целый громоздкий том, а то и два! Том, затмивший, пожалуй, какой-нибудь «Блеск и нищету куртизанок». Но, к сожалению, эту книгу писем нам не суждено увидеть – её никогда не будет, ибо практически все письма давно сожжены! Уничтожены по просьбе самой Лоры её сыном после смерти матери. Из сохранившихся – лишь восемнадцать бесценных писем, остальные – оставшиеся черновики.

Но мы отвлеклись. Философия в его посланиях к возлюбленной не приводит к желаемому результату. «Ты прав, дорогой Оноре, – пишет ему Лора, – отныне – тс-с… ни слова о любви. В конце концов, это даже неприлично. Да и вообще, нам вряд ли стоит больше видеться…»

Силки для неискушённого юного существа окончательно запутываются. Подобное всегда срабатывает: сначала оттолкнуть, чтобы потом… с разбегу слиться в тесном объятии! Но Оноре об этом ничего не знает – у него подобное впервые. А потому – всё серьёзно. И эту серьёзность Лора быстро замечает.

Остаётся сделать последний шаг. А пока… пока она его всего лишь оттолкнула. Но ещё не приблизила. Ведь, чтобы приблизить, нужно быть готовой самой. Готова ли она? Готова ли кинуться в омут? В омут Любви? Он и Она. Она – это та, которая годится ему в матери! (Анна-Шарлотта Саламбье была моложе Лоры на год!)

Это только кажется, что всё так просто. Играть завлекая – только с виду просто. На самом деле подобное поведение всегда имеет оборотную сторону: на выходе – ловушка. Для того, кто завлекает. И если к этому оказываешься не готов – рви отношения сразу! Иначе можно опоздать.

Лора де Берни добилась своего: она свела беднягу с ума. Это и был тупик.

Далее следовало либо дать пощёчину и попрощаться навсегда, либо… Либо уступить. Время для пощёчины оказалось упущено: бить по щеке следовало ещё в начале отношений, когда Оноре позволил себе невозможное – намёк на близость. Но этого сделано не было. Впереди маячил тупик. Значит… значит, уступать.

Хотела ли этого Лора? Безусловно. Нужно знать внутренний мир зрелой женщины, чтобы понимать: телесная близость для неё – не самоцель. Она вторична. Ибо первична ПОБЕДА. Возраста над юностью. Женщины над мужчиной (и пусть этот мужчина – всего лишь пылкий юноша). Ума над наивностью. Расчётливости над страстью и безрассудностью.

Подобный неравный по возрасту роман – всегда самоутверждение.

Причём обоих: мужчины и женщины. Ведь Оноре тоже самоутверждался, представляя, как будет сжимать в объятиях крестницу королевы! Любил ли он Лору? Судя по всему, да. Страстно и самозабвенно, как можно любить в двадцать лет. Цинизм и расчётливость к Бальзаку придут позднее. Сейчас же он находился во власти юношеской страсти и ударов своего сердца.

Но даже в тот вечер Лора его оттолкнула. Она сделала вид, что уходит. А потом вернулась и… поцеловала. И они уединились в саду. Для Лоры тупик был неприемлем. Она тоже полюбила. Конечно, то не было страстью. Любовь сорокапятилетней Лоры де Берни к двадцатидвухлетнему Оноре – это всего лишь любовь зрелой женщины к неопытному юнцу. Бывало ли такое до этого? Бывало. С тех самых пор, как зародилось человечество…

* * *

Странно, близость Оноре с той, которую он полюбил, не сделала его счастливым. Наивный, откуда ему было знать, что любовь – это патока:

чем сильнее любишь, тем больше увязаешь. То, что произошло между ним и мадам де Берни, для Оноре оказалось мало. Слишком мало! И от этого он даже растерялся. Надежды на то, что Лора, став его, окажется своей, не оправдались. Ведь она продолжала оставаться замужней женщиной. И принадлежала (о, ужас!) не ему – молодому, сильному, красивому, – а какому-то… какому-то… ужасному, брюзжащему бочонку! От мыслей о том, как её, бедняжку, терзает этот ненасытный шершень, Оноре становилось не по себе. Какая несправедливость! Он в растерянности бродил по окрестностям Вильпаризи, но, возвратясь в их сад, к той скамейке, и не находя там предмета своего обожания, впадал в некую прострацию. А потом… бежал к «соседке».