Бальзак. Одинокий пасынок Парижа

«4 июня 1826 г.

Я, нижеподписавшийся, владелец типографии в Париже, извещаю настоящим, что переношу свое местожительство и свое предприятие на улицу Марэ, № 17, в Сен-Жерменское предместье.

О. Бальзак»{97}

.

Даже если ты, уважаемый читатель, не дружишь с алгеброй, тем не менее, уверен, готов задать вопрос: а на какие, собственно, деньги нашему герою удалось начать собственное дело? Тем более что и не с нуля вовсе, а с минус пятнадцати тысяч долга, повисших после эпопеи с Лафонтеном? А вот и суровая арифметика: 30 000 франков ушло на патент и типографию; 12 000 – в качестве гарантии наборщику Барбье, который, к слову, сильно сомневался, начинать ли ему очередную авантюру с этим отчаянным парнем, у которого, видимо, что-то с головой. Да, и вспомним, что в халупу, приобретённую Оноре у ремесленника в переулке Марэ, следовало вкладывать и вкладывать. Так что на выходе получилось аж за пятьдесят тысяч франков! И эти, минус пятнадцать тысяч. Каково? Повторюсь: другой какой давно б в петлю иль за пистолетом…

Теперь – откуда денежные ручейки?

Перво-наперво – преданные родители. Бернар-Франсуа и его благоверная, как ни покажется странным, в этот раз всё восприняли всерьёз. Ещё бы! Это ведь не какая-то жалкая писанина. На кону – типография, серьёзное дело, а по факту – фабрика. Солидное предприятие, пусть и крохотное, но дебет-кредит, какое-никакое производство. В общем, шутки в сторону, господа. А так как людьми они являлись степенными и зажиточными, то их двести тысяч

из личных закромов пришлись как нельзя кстати[29]. (Можно только догадываться, как красноречиво убеждал их сынишка добровольно лишиться части нажитого, вложившись в своё опасное предприятие.)

Поручительство, подписанное отцом, сыграло свою роль, и близкая знакомая семьи, Жозефина Делануа, прибавляет к оборотному капиталу ещё тридцать тысяч. Плюс ко всему этому – догадайтесь сами. Правильно: остальное добавила самая преданная – мадам де Берни. «Она приходила каждый день, как благодатная дрема, усыпляющая все горести».

Всё. Далее следовало работать и надеяться на лучшее. Оставалось всего лишь… разбогатеть!

А разбогатеть очень хотелось. Хотя, такое впечатление, что, заполучив типографию и заручившись финансовой поддержкой близких и друзей, Бальзак уже с самого начала почувствовал себя богачом. С первых же дней работы своей типографии так называемая контора управляющего (читай – офис) расположилась чуть выше, на втором этаже мрачного здания, которому, как об этом мечтал Оноре, суждено будет стать неким центром столичного книгопечатания.

«…Железная винтовая лестница, –

пишет Стефан Цвейг, – ведет на второй этаж, где новый патрон оборудовал себе квартиру – передняя, темная кухня, крохотная столовая, украшенная ампирным камином, и, наконец, собственно жилая и рабочая комната с маленьким альковом. Это его первый настоящий очаг, и Оноре прилагает много любви и стараний, обставляя свою квартирку. Он обтягивает стены голубым перкалем, выстраивает в шеренгу изящно переплетенные книги и расставляет недорогие безделушки. Словом, делает все, что только может, чтобы порадовать взор своей преданной и верной помощницы, которая изо дня в день посещает Бальзака в эти самые трудные его годы»{98}.

Ба, да наш Оноре сибарит! Он явно неравнодушен к роскоши. А ещё желает порадовать изяществом своего нового жилища мадам де Берни. Лора, безусловно, гордится «отважным капитаном», которому пока удаётся справляться с сонмом наборщиков, посыльных и грузчиков (в типографии почти четыре десятка рабочих). Он выписывает счета, делает распоряжения и даже – невероятно! – покрикивает. Нет, это, конечно, не «свистать всех наверх!», но, если понадобится, понимает Лора, может крикнуть и нечто покруче. И это при том, что гроссбухи, счета и балансовые отчёты – явно не его стихия. Да что там: бедолага в этом ничего не смыслит! А потому Оноре сильно рискует.