О других сотрудниках, которые занимались убийством Чувилина, Гуров расспрашивал с осторожностью, чтобы Мурашов не догадался об истинной цели визита. Тот, если и понял, виду не подал, ребят охарактеризовал положительно. Оперативник с ним год проработал без единого порицания, водитель, который на место их доставил, вообще лет сорок в органах отпахал и всегда проявлял себя только с положительной стороны. Патологоанатом, правда, парень с придурью, но дело свое знает и языком не чешет. С его профессией это чревато увольнением, так что он старается про работу вообще не говорить. А вот криминалист, по словам Мурашова, жил в своем замкнутом мирке, ни с кем особо не дружил.
Координаты каждого Гуров еще в архиве списал, так что вопросами лишними светиться не пришлось. В общем и целом, встречей со следователем Лев остался доволен. Пусть эта беседа ничего пока не прояснила, но общее направление обозначила. Уже перед самым уходом следователя вдруг потянуло на философию.
– Конечно, случаются в мире и более кровавые дела, – задумчиво глядя в окно, начал он. – Но эта банда вызывает содрогание. Столько людей уничтожить и оставаться безнаказанными – это надо умудриться. Неудивительно, что журналисты этим делом так интересуются. Одно понять не могу: как они на меня вышли? Вы – понятно, у вас доступ к архивным делам есть. Заглянул в архив, прочитал фамилию следователя, и вы здесь. А вот журналисты как про меня узнали?
– Ну, так пресса всегда в первых рядах, когда громкое убийство происходит, – пожал плечами Гуров. Удивление Мурашова ему было не совсем понятно.
– Так-то оно так, Лев Иванович, да вот только про Чувилина ни в одной газете не писали, ни на одном информационном сайте он не засветился. Даже в городские сплетни этот случай не попал. Мы же на место прибыли в шесть утра, убрали тело в восемь, а посетители в парк приходить только с десяти начинают. К тому же февраль ведь был, желающих прогуливаться на морозе меж деревьев совсем нет. Соответственно, и журналистов не было.
– Тогда о каких журналистах вы сейчас речь вели? – не понял Гуров.
– Да о том, который месяц назад приходил, – ответил Мурашов. – Приехал под вечер, вызвал меня из отдела и часа два про чувилинское дело пытал.
– И вы ему рассказывали? – удивился Лев.
– А как же я ему откажу, если у него письмо с печатью префекта административного округа Москвы? – в свою очередь удивился Мурашов. – Есть письмо, значит, будь добр, распоряжение выполняй.
– Какое письмо? Вы его хоть прочитали?
– Конечно, прочитал. Официальное разрешение на сбор информации по убийствам, совершенным с особой жестокостью. Убийство Чувилина под этот критерий подходило, так что я ничего не нарушил. – Мурашов вдруг замер и замолчал. Через пару секунд он поднял глаза на Гурова и с ужасом спросил: – Это я что, материалы дела мошеннику выдал?
– Не стоит бросаться такими словами, – остановил его Лев. – Давайте сейчас оба успокоимся и попытаемся разобраться, кто и зачем к вам приходил.
Минут пять Мурашов расстроенно качал головой, досадуя на свою оплошность, потом начал вспоминать подробности визита месячной давности. Приехал визитер в конце июня – начале июля, точную дату Мурашову, как он ни старался, вспомнить не удалось. Без предварительного звонка, это он помнил. Позвонил, уже когда в Люберцах был. Не на служебный, а на личный телефон следователя. Представился особым полномочным представителем префекта Московского административного округа, осуществляющим информационную поддержку и связь с общественностью. Место встречи назначил сам. После такого официального представления Мурашову и в голову не пришло отказаться.
Беседовали в Люберецком парке. Молодой человек – лет ему было едва ли больше, чем Мурашову, – держался уверенно. Представился как Уколов Вениамин, действующий журналист в издании «Независимое мнение». Показал письмо, сообщив, что сотрудничает с префектурой по заданию издания, и журналистское удостоверение с фотографией и печатью. Убийство Чувилина случилось так давно, что подвоха Мурашов никак не ждал. Наверное, время, да еще письмо за подписью префекта, сыграло решающую роль. Он просто представить не мог, что кому-то может понадобиться сочинять такую сложную схему, чтобы получить доступ к сведениям об убийстве простого пьянчуги.
Вопросы Уколов задавал конкретные, можно даже сказать, специфические, это уже теперь Мурашову стало понятно, что тот детали у него выяснял. Сколько ударов получил Чувилин, каков характер ран, чем нанесены, обнаружены ли отчлененные конечности. Время смерти, причина смерти, ход расследования и его результаты. Почему прекратили расследование и как к убийству подобной жестокости отнеслась общественность. Когда Мурашлов сообщил, что дело в прессе не освещалось, Уколов сильно удивился и потребовал объяснений. Пришлось признаться, что к смерти маргиналов отношение несколько иное.