Банда поджигателей, или Бандиты из Оржера

— Ничего подобного! Я готов разделить с вами опасность! — запротестовал виконт, порываясь выйти вперед.

— Хозяин здесь я! — прервал его земледелец. — Папаша Франсуа, уходи! Это не твое дело.

— Чтобы я оставил тебя в руках этих подлецов? Никогда!

— Хватит разговоры разговаривать! — закричал Толстяк Нормандец. — Это ты, что ли, папаша Фуссе? Для начала разберемся с тобой. Потом и твой папаша Франсуа, как ты его называешь, получит свое. Взяли, ребята!

Четверо кинулись к Фуссе и сбили его с ног. Еще четверо бросились на папашу Франсуа.

Старый эмигрант защищался с неимоверной силой и ловкостью. Как затравленный кабан, который разбрасывает собак, рыча от ярости и боли, он стряхивал с себя гроздью повисших на нем бандитов и кричал громовым голосом, подобным голосу Фэнфэна:

— Человек в маске! Сбрось ее! Покажи мне свое лицо!

Два раза старика сбивали с ног, но он каждый раз снова поднимался с пеной у рта и кровью на лице, пугая даже бандитов, которых ему удалось изрядно потрепать.

Наконец он упал, споткнувшись о корзину для хлеба, которую кинул ему в ноги Кривой из Жуи.

— Свяжите его и отнесите на кровать, а второго будем поджаривать, — приказал Фэнфэн.

«Сильный старик! — подумал про себя Главарь, от которого обычно не так просто было добиться похвалы. — С легкостью одолел Кривого из Мана и Жана Лодочника, едва не убил обоих. Будь он в моем возрасте — наверняка покалечил бы не меньше десятка парней. Черт возьми! Я не боюсь ничего… но, когда он бранил меня, звук его голоса заставил меня вздрогнуть!»

Тем временем избитый папаша Фуссе лежал перед очагом, в котором потрескивал яркий огонь.

Беспалый и Большой Драгун зажгли соломенные жгуты стали водить ими по его лицу, пока не подожгли ему волосы.

— Это чтобы старый пень проснулся, — с отвратительной усмешкой заметил Кривой из Жуи.

Помертвевший, оглушенный Фуссе, с опаленными бровями и ресницами и обожженным лицом, задыхаясь от пламени и дыма, хрипло кричал и отбивался.

— Давай, старый толстосум, — сказал Толстяк Нормандец, продолжавший наблюдать за происходящим, в то время как Фэнфэн стоял мрачный и молчаливый. — Давай свои деньги! И побыстрей, если не хочешь, чтобы тебя насадили на вертел.

Задыхающийся фермер ответил лишь стонами.

— Эй, ты! — продолжал Толстяк Нормандец. — Нам время дорого, так что мы желаем поскорее услышать другую песню.

Говоря это, разбойник приподнял ноги несчастного, стащил с них чулки и задрал штанины до середины ляжек, а затем по обычаю поджигателей положил голые ноги старика на раскаленную решетку камина. Фуссе дико, страшно закричал. Так кричали все жертвы бандитов, когда огонь начинал лизать им пятки.

— Кричи сколько влезет, но говори, где твои денежки, — скомандовал Толстяк Нормандец.

— В маленьком… шкафу… на кухне, — слабо выдавил из себя старик.

Беу бросился туда, открыл шкаф, схватил тряпичный мешок и принес его Главарю.

Фэнфэн открыл мешок и скверно выругался. В нем было от силы триста франков мелочью. Ерунда для того, кто рассчитывал найти по меньшей мере около ста двадцати тысяч франков.

Злоба его вспыхнула внезапно, с дикой силой.

— Черт побери! Этот грязный деревенщина издевается надо мной! Горячие угли сюда! Поджарьте-ка его как следует с обеих сторон!

Муки страдальца стали невыносимы. Горло его перехватил ужасный спазм, так что он не мог издать ни звука. Он начал терять сознание.

— Жарьте его до колен! До ляжек! До живота! — вопил Фэнфэн, в бешенстве топая ногами.

Новый приступ боли предотвратил обморок.

— Боже мой, Боже мой! Чего вы хотите от меня… бандиты… чудовища…

— Те самые сто пятнадцать тысяч пятьсот ливров, которые виконт де Монвиль доверил тебе, отправляясь в эмиграцию, — громко произнес Фэнфэн, отчетливо произнося каждый слог.

Старик вздрогнул, несмотря на то, что боль почти лишила его чувств. Как, при помощи каких дьявольских ухищрений бандит выведал этот секрет? Но нет, не может быть… Это всего лишь уловка, чтобы заставить его заговорить.

Если он рассчитывает на это, то ошибается… Фуссе поклялся себе стерпеть все, погибнуть от этих адских мук, но не проронить ни слова и сохранить деньги хозяина!

— Старый дурень никогда не сознается, — сказал Беспалый. — Хоть ты его зажарь до костей!

— Поглядим! — прервал его Лонжюмо. — Да вспомним советы стариков — самое время испытать «штучку» папаши Элуи.

— О! Вот это здорово! — хором заорали разбойники, наблюдавшие эту страшную сцену.

Услыхав слова своего собрата, Пьер Бомон, по кличке Лонжюмо, достал из кармана снабженный толстым шилом пастуший нож с рукояткой из коровьего рога. Он вынул шило и изо всех сил вонзил его в ступни своей жертвы. И не единожды, а пять или шесть раз, протыкая их при этом насквозь.

Кровь с шипением брызнула на раскаленные докрасна угли.

— Хорошо сработано, Лонжюмо! — крикнул Фэнфэн. — А теперь поджарь-ка его полегоньку. «Штучка» папаши Элуи заставит заговорить мертвого!

В тот момент, когда злодей произнес эти гнусные слова, раздался страшный крик. Но кричал не папаша Фуссе.

В дверном проеме возник гигантский человеческий силуэт, трагический образ в лохмотьях.