— Ах! Боже мой! Франсуа… Папаша Франсуа! — простонал Фуссе, к которому в этот мучительный миг каким-то чудом вернулась ясность мысли, и он вновь попытался не выдать своего хозяина.
Это действительно был старый Монвиль, во внезапном появлении которого было нечто устрашающее. Когда его, связанного по рукам и ногам, грубо швырнули на кровать, он поднялся, вернее, скатился с кровати и, несмотря на ушибы, подполз к зажженной свече, которую бандиты оставили на полу. Невозмутимо и хладнокровно старик поднес к огню связанные запястья. Но прежде чем перегорела крепкая пеньковая веревка, огонь жестоко опалил его руки. Кожа вздулась, плоть горела, но непреклонный старик не издал ни единого стона. Через пять минут его руки были свободны. Тогда он смог достать нож и перерезать путы на ногах.
Старик не нашел оружия, бандиты унесли даже вилы.
Но надо было торопиться, из-за стены доносились душераздирающие стоны Фуссе. Он должен был вмешаться, спасти друга или погибнуть вместе с ним. Не медля ни минуты, старик одним ударом ноги разбил стул, схватил его спинку и распахнул дверь с криком, приведшим поджигателей в ужас.
Ростом и сложением он был вровень с Фэнфэном, который в это мгновение смотрел на него в замешательстве. И тот и другой были гораздо выше и шире в плечах любого из разбойников, казавшихся рядом с ними жалкими недорослями.
Все еще плохо держась на затекших ногах, старик со всей силы дважды топнул ногой, привлекая к себе внимание, а затем бросился в самую гущу сброда и в одно мгновение раскидал их в стороны, пытаясь пробраться к Фэнфэну, так и не снявшему маски.
Главарь, увидев, что старик надвигается на него как смерч, потрясая спинкой стула, выхватил саблю.
— Разбойник! — громогласно крикнул старик. — Я увижу твое лицо!
Растерянные оборванцы отодвинулись подальше, предоставив двум гигантам сражаться один на один.
Старик, обращая на саблю не больше внимания, чем на детскую игрушку, обрушил стул на голову негодяя. В это же мгновение Фэнфэн внезапно вытянул руку, стремительно бросился вперед и вонзил саблю в живот старика по меньшей мере на фут.
Спинка стула задела шляпу бандита и сбила с его лица черную маску.
Смертельно раненный Монвиль, чувствуя, как холодное лезвие проникает в его внутренности, увидел перед собою мертвенно-бледное лицо с фамильными чертами и недобрый взгляд черных глаз.
«Это не Жан! Спасибо, Господи! Боже мой! Жан невиновен! Но какое невероятное сходство! Роковое сходство! Если это не Жан, то это тот, другой, в жилах которого тоже течет моя кровь!»
И тогда медленным, угрожающим жестом, словно для последнего, страшного проклятья, старик протянул к убийце руку, дрожавшую в предсмертной агонии, и бросил ему в лицо ужасные слова:
— Несчастный… ты убил своего отца!
Выдернув из раны саблю, он отступил, держась рукой за живот, медленно сделал несколько шагов и рухнул на спину без единого крика, без стона!
Несмотря на жестокость и абсолютное отсутствие человеческих чувств, Фэнфэн побледнел еще больше, чем прежде, и опустил голову во власти неизъяснимого смятения.
Но разбойники смотрели на него с тупым и мрачным удивлением хищных животных, которых ничто не трогает. Главарю поджигателей следует быть выше всяких чувств, если ему дорог престиж.
Он взял себя в руки. Пожав плечами, поднял с пола маску, снова надел ее и холодно посмотрел на папашу Фуссе, который уже перестал кричать.
— Он что, язык проглотил, этот старый осел? — спросил он с издевкой, и в его голосе звучал прежний цинизм.
Лицо несчастного было искажено, шея раздулась, а сквозь сжатые зубы вырывался только хрип.
Напрасно Лонжюмо колол его подошвы и щиколотки. Папаша Фуссе потерял чувствительность к боли.
Озверевший от злобы Лонжюмо стал пинать его ногами, а затем прыгнул на его живот.
— Раз здесь больше нечего делать, — заметил Фэнфэн, — обшарьте дом сверху донизу.
Услышав эти слова, разбойники разошлись по комнатам, потрошили кровати, рылись в шкафах, не заботясь более о распростертых на полу телах двух несчастных, которых они, проходя, пинали ногами, словно речь шла о подохшей скотине.
Из секретера взяли миллион экю, но найти главный тайник, о котором подозревал Фэнфэн, так и не удалось.
Итак, совершились два зверских, абсолютно бессмысленных преступления. Необычная по размерам демонстрация силы закончилась провалом.
Разбойники набили тюки бельем и вещами и вскоре стали подумывать об уходе. Они забрали всю провизию, опустошили курятник, но, к своему великому сожалению, не смогли воспользоваться, как они того хотели, напитками, находившимися в подвале, где были заперты слуги и Бернар Фуссе.
Чтобы несчастные не могли выйти оттуда до ухода банды, Главарь велел навалить на дверцу люка три огромных жернова.
Проходя, кто-то из бандитов смеха ради бросил на старого Фуссе, которого посчитали умершим, две перины, тряпки и покрывала.
Затем Фэнфэн глухо скомандовал:
— Уходим!
Был час ночи.
ГЛАВА 14
Мнимые национальные гвардейцы, сидевшие в засаде на дороге Пупюи, примкнули к собратьям, грабившим ферму. Каждый взял по тюку, и шайка двинулась на северо-запад.