Банда поджигателей, или Бандиты из Оржера

С этими словами, заключавшими столь драгоценное для взволнованного молодого человека признание, девушка зарыдала, даже не пытаясь сдержаться.

— Вы плачете! — воскликнул Монвиль, и сердце его сжалось от боли.

— Да! Нашей любви грозит опасность, счастье опять превращается в призрак, а мы расстаемся… быть может, навеки!

Слезы возлюбленной причиняли Жану нечеловеческую муку — в ушах у него звенело, лоб покрылся испариной, и молодой человек в растерянности смотрел на девушку, силясь уловить смысл ее речей. Наконец он с трудом промолвил:

— Что… что случилось?.. Умоляю, скажите мне!

— Сегодня мы видимся в последний раз, — ответила Валентина упавшим голосом и тут же продолжила: — Мы уезжаем за границу… Совсем скоро, через несколько дней мы будем уже далеко…

— Но почему? Что угрожает вам здесь, в замке, под защитой прочных стен?

— С тех пор как отец был зверски убит в тюрьме, бедная матушка беспрестанно дрожит от страха и так нервничает, что я начинаю опасаться за ее здоровье… Она хочет бежать. Бежать! В этом слове сейчас заключена вся ее жизнь!..

— Но это безумие!.. Арендаторы по-прежнему верны вам, и здесь вам ничто не угрожает!

— Это так, но страх не признает доводов рассудка. Это настоящее безумие… К тому же, не скрою, матушку побуждает к отъезду еще одна причина — желание разлучить нас, уехать подальше; она полагает, что в разлуке моя любовь угаснет… Она не верит, что я полюбила вас навеки!

— Валентина!.. О, Валентина!

— Я упрашивала, падала в ноги, рыдала, говорила, как сильно люблю вас… Матушка была неумолима! Она хочет уехать и отказывается даже думать о возможности нашего союза… И… мне стыдно, ибо причина отказа кроется в том, что вы бедны… Будто я недостаточно богата за двоих! Будто любовь можно измерить деньгами!

При этих словах, трогательных и жестоких, молодого человека охватил безудержный гнев. Из его широкой груди вырвался крик, подобный реву раненого зверя, и в бессильной ярости юноша зарыдал.

— О, проклятая бедность, превратившая меня в ничтожество! Это убивает меня! Почему только богатые имеют право любить?! Разбогатеть любой ценой… О да, любой! Излечиться от постыдной и отвратительной болезни, именуемой нищетой!..

— Жан, друг мой! Милый мой друг, мужайтесь! Мы оба молоды — вам едва исполнилось двадцать пять, мне всего восемнадцать… Будущее принадлежит нам! Уповайте на него и надейтесь на меня, ибо я верна вам навсегда, навеки!

— Да, Валентина, любимая, я верю вам!.. Моя любовь не сомневается в постоянстве любви вашей, и эта пылкая вера — единственное, что осталось мне в этой жизни. Не будь ее…

— Что вы хотите сказать, Жан?

— Кто знает, до чего может дойти человек, измученный нищетой и отчаянием!

— Я уверена, вы не способны на низкие и недостойные поступки. Иначе я бы не полюбила вас.

Восторженно внимая словам любимой, молодой человек преобразился, и в душу его вновь закралась робкая надежда, хотя в ту минуту будущее выглядело исключительно мрачным и непредсказуемым.

Девушка встала и медленно, желая продлить последние минуты свидания, протянула юноше руку, пальцы влюбленных соприкоснулись.

— Прощайте, Жан, прощайте, милый друг, — умирающим голосом произнесла Валентина.

— Как? Вы уже уходите! — вскричал Жан де Монвиль.

— Время идет быстро. Быть может, уже сегодня ночью мы покинем замок. Увы, мне неизвестно, по какой дороге мы поедем.

— Прощайте, Валентина!

— Прощайте! Я оставляю вам свою любовь.

— Нет, я не могу так расстаться! Позвольте увидеться с вами хотя бы еще один раз!.. Умоляю!

— Я сделаю все, что в моих силах, друг мой… Приходите сюда каждый вечер. Если мы не уедем внезапно, я буду счастлива вновь повторить слова любви и услышать ответ вашего сердца! Что бы ни случилось, что бы ни произошло, знайте, вы навеки моя единственная любовь. Я всегда буду верна вам!

— Всегда, навеки! — шептал Жан, глядя вслед прелестному видению.

Призрак исчез, оставив тонкий аромат вербены. Это была волшебная минута. Внезапно очарование нарушилось, и хотя вокруг, казалось, все осталось по-прежнему, однако Жану почудилось, что небо помрачнело, звезды потускнели и в воздухе повеяло чем-то гнетущим и тяжелым. Спрыгнув в ров, юноша взобрался по склону и долго стоял у обрыва, скрестив руки на груди и пристально вглядываясь в замок. Во взоре его можно было прочесть и гнев и сожаление. Затем он с ненавистью проговорил сквозь зубы:

— Значит, графиня противится нашему счастью! Она хочет разлучить нас, столкнуть в бездну отчаяния! Дочь откупщика, разбогатевшего на неправедно взимаемых податях, стала графиней де Ружмон только благодаря своим экю, а теперь считает меня недостаточно знатным, чтобы стать ее зятем! Но она мать Валентины, моего ангела, я должен чтить ее. О, проклятая бедность! О, гнусная нищета! Я готов душу продать, если найдется охотник дать хорошую цену!

Речь его неожиданно была прервана громким хохотом, и звонкий насмешливый голос произнес в ночной мгле:

— Почему бы и не заплатить?