Банда поджигателей, или Бандиты из Оржера

Несмотря на дурные предчувствия, девушка неожиданно получила двухнедельную передышку. Однако в декабре виконт явился снова, в сопровождении все того же слуги. Безупречно одетый Франсуа Жан де Монвиль торжественно попросил графиню принять его. Загадочно улыбнувшись, как дамы при бывшем дворе, госпожа де Ружмон попросила проводить посетителя в гостиную. Разговор длился больше получаса. Виконт вышел от графини сияющий, преображенный, словно человек, увидевший жизнь в розовом свете. Все его существо излучало счастье. Попросив позволения засвидетельствовать свое почтение Валентине де Ружмон и Рене де Буан, владелец замка Жуи вел себя оживленно, сыпал остротами, рассказывал о Париже, подшучивал над правительством, состоящим сплошь из выскочек, словом, изо всех сил старался понравиться и, наконец, уехал в полной уверенности, что это ему удалось. Поведение виконта так поразительно изменилось, так не соответствовало его прежней сдержанности, что Рене не удержалась и спросила у графини:

— Что сегодня приключилось с господином де Монвилем? Честное слово, он просто на себя на похож.

— Правда, дорогая? Вы заметили?

— Дорогая тетушка, только слепой не обратил бы внимания…

— И как вам понравилась эта перемена?

— Он был похож на человека, которого холодная погода загнала на часок к жаркому камину.

— И только?

— Да, тетушка.

— А вы, Валентина, что вы думаете о нашем соседе?

— Мне кажется, — с поразительным хладнокровием начала девушка, — что в нем пять футов восемь дюймов росту, он хорошо сложен, черноволос, имеет бледный цвет лица, лаковые сапоги, серебряные шпоры и лошадь рыжей масти.

Графиня, которую позабавил неожиданный ответ, рассмеялась и сказала:

— Подобное описание доказывает, что вы хотя бы удостоили его взглядом. Однако вы забыли сказать о его возрасте.

— Полагаю, ему лет двадцать пять — тридцать.

— Ровно двадцать семь, он только что сам мне сказал. Не кажется ли вам, что он представляет собой хорошую партию?

— Я в этом убеждена. Тем более что кругом много девиц на выданье.

— Только что, — продолжала графиня, борясь с некоторым смущением, — он обратился ко мне с просьбой, которой я ожидала, но тем не менее чувствую волнение…

— Он просит руки, не так ли, матушка? — бесстрастно произнесла Валентина, сумев даже улыбнуться.

— Совершенно верно.

— Значит, он хочет, чтобы Рене стала виконтессой де Монвиль.

— О, нет, ни за что!.. Никогда! — внезапно перебила ее Рене, покраснев как вишня.

— Речь идет не о Рене, дорогая.

— Вы спросили, как ей понравился виконт, и я решила, что он собирается породниться с нами, взяв в жены Рене.

— Нет, дитя мое. Он говорил о вас…

— Ах!.. Он просил моей руки?

— Да!

— И что вы ему ответили, матушка?

— Что со своей стороны я не могу желать для дочери лучшей партии, однако мое согласие ничего не стоит без вашего желания.

— Значит, вы были бы рады…

— Да, если вы принимаете его предложение!

— Вы знаете, что я не люблю его… О нет, не люблю!

— Сегодня вы видели виконта всего лишь третий раз, поэтому такой ответ меня не удивляет. Впрочем, он и сам не считает, что успел произвести на вас какое-либо впечатление, и согласен покорно ждать.

— Ах, вот чего он добивается!

— Его просьба не выходила за рамки приличий, и я разрешила ему засвидетельствовать вам свое почтение.

— Являться сюда в качестве жениха и ухаживать за мной, не так ли?

— Я всего лишь широко распахнула перед виконтом двери нашего дома… А добьется ли он вашей взаимности, это уж его дело. Я вас не тороплю, у вас достаточно времени, чтобы…

— О, разумеется, торопиться некуда, и я буду ждать прихода любви, — медленно произнесла Валентина, загадочно улыбаясь, меж тем как в глубине ее глаз, принявших оттенок морской воды, сверкнула молния.

— Вот и хорошо, дочь моя, — заключила графиня, явно сверх всякой меры благоволившая к виконту. Она была довольна, что Валентина оказалась такой податливой. — Господин де Монвиль для вас прекрасная партия.

— Поговорим об этом, когда я полюблю его…

— Кстати, на Рождество я пригласила его к обеду. Надеюсь, вам это не будет неприятно?

— Никоим образом, матушка.

— Я думала, кого еще можно пригласить по такому случаю, чтобы обед не выглядел слишком интимным, и вспомнила о милейшем капитане Буваре.

— Он тоже пребывает в числе претендентов? — лукаво спросила Валентина.

— Бог мой, но для кого? — возмутилась графиня.

— Для Рене, я полагаю.

— Рене, как вам прекрасно известно, принадлежит к роду де Буан. Девица такого благородного происхождения может выйти замуж только за дворянина, а насколько мне известно, капитан Бувар таковым не является. Только потому, что мы живем в такое ужасное время, нам приходится принимать его у себя на равной ноге. Впрочем, этот милый молодой человек достаточно скромен, чтобы не претендовать…

— Я вовсе не собираюсь замуж, — вмешалась Рене. Сначала покраснев, затем побледнев, она предпринимала поистине нечеловеческие усилия, чтобы не разрыдаться.

— Прекрасно, прекрасно, дитя мое, — ласково сказала графиня.

На губах Валентины блуждала загадочная улыбка, выражения которой ее матери так и не удалось разгадать.