Банда поджигателей, или Бандиты из Оржера

— Ты, простой работник, полез не в свое дело, осмелился оказать сопротивление Фэнфэну! Какое тебе дело до того, ограбим мы Лежена или нет? Ведь он даже не твой родственник! Ты подаешь дурной пример! До чего мы докатимся, если слуги будут защищать своих хозяев? Я приговариваю тебя к двадцати пяти ударам палкой, а потом, чтобы ты не мучился, тебе отрежут голову!

Бандит, с недавнего времени получивший прозвище Беспалый, вытащил из вязанки хвороста дубовый сук и по приказу командира стал изо всех сил наносить удары по едва живому возчику.

Беспалый отсчитывал удары, а столпившиеся вокруг бандиты хохотали, глядя, как Жак извивался и стонал. Беспалый бил куда попало, стараясь измолотить все тело несчастной жертвы.

— Двадцать пять… двадцать шесть… двадцать семь…

— Довольно! — приказал Главарь. — Я же сказал: двадцать пять. Я все подсчитал. А теперь отрежьте ему голову.

Полагая, что опасаться больше нечего, Кузен попросил товарищей развязать его. Войдя в кухню, он увидел едва живого Жака. Работник тоже заметил Кузена. Презрительно посмотрев на предателя, он собрал последние силы и проговорил:

— Каналья!

— Ого! Он еще живой, — зловеще промолвил Кузен. — Что ж, раз командир приговорил его к отсечению головы, я этим и займусь.

Бросившись на работника, он повалил его на стол. Тот все еще сопротивлялся, но Беспалый, Жак из Питивье, Лаклош и Душка Берриец стиснули его железной хваткой.

Выбрав из связки висящего на стене медного старья тупой нож, Кузен подошел к импровизированной плахе. Нож резал плохо, зазубренное лезвие скользило по коже. Кузен пилил изо всех сил, и Жак слышал каждое движения ножа, перекатывавшегося по хрящам его глотки.

— Кр-ы!.. Кхры!.. Хр-ры-ы-ы!..

Издав последний стон и приготовившись умереть[59], Жак потерял сознание. Из зияющей раны фонтаном забила кровь. Бандиты, решив, что возчик умер, оставили его и приступили к грабежу — сложили в большую шкатулку серебряные вещи и украшения, погрузили белье, посуду и прочую утварь на телегу, запряженную тремя лошадьми, и тронулись со двора. Слуги, усыпленные опиумом, не шелохнулись. Их связали, едва не задушив, и бросили в конюшне.

На второй телеге лежали мешки с зерном, представлявшие немалую ценность. В эту повозку также впрягли трех лошадей и отправили вслед за первой. В полночь бандиты исчезли, увозя с собой богатую добычу и будучи уверенными, что нагнали такого страха на всю округу, что теперь никто не осмелится оказать сопротивление жестокому и хитрому Фэнфэну.

Около часа ночи Жак Тизамбуан пришел в сознание. Избитый, обезумевший от ужаса, истекая кровью, он испытывал невыразимые страдания и слышал, как дыхание его с ужасным свистом вырывалось из перерезанного горла. Вскоре он опомнился и понял, что лежит на столе со связанными руками. Рядом стояла свеча, тлеющий фитилек которой отбрасывал слабые блики на ужасные последствия грабежа. Из комнатки, где были заперты дети, доносились стоны и рыдания. Девочки и мальчик с плачем звали на помощь.

Призвав на помощь все мужество, собрав последние силы, умирающий сполз со стола, поскользнулся, упал и, вновь поднявшись, побрел вперед. С невероятным трудом он добрался до запертой на засов двери. Как же открыть ее? Жак терял силы в бесплодных попытках. Почувствовав, что вот-вот упадет в обморок, он попытался как следует вдохнуть и, закашлявшись, выплюнул кровь, заливавшую легкие. Зубами и затекшими, связанными руками он попытался отодвинуть засов. Наконец ему удалось это сделать.

Увидев залитого кровью человека, дети сначала не узнали его. Испуганные девочки не понимали, кто стоит перед ними. Быстрее опомнилась старшая, Анна Виктория. Она зажгла лампу, нашла нож — тот самый, которым Жаку намеревались перерезать горло, — и освободила работника от веревок. Тот пошевелил губами, и с губ его со свистом сорвалось несколько едва слышных слов. Кровь из открытой раны продолжала хлестать ручьем.

— Это ты, Жак… бедный Жак! — рыдала Анна Виктория, наконец узнавшая работника.

— Да… я… бегите в деревню… не бойтесь… темно… мировой судья… постучите в дверь… позовите на помощь… бандиты уехали…

Не догадываясь, сколь жестокой может оказаться правда, девочка решила отыскать родителей. Обнаружив зарезанную мать и отца с пробитой головой и пронзенной грудью, она издала жуткий вопль. Закоченевшие трупы плавали в луже крови, и Анна-Виктория, едва не обезумев от ужаса, выскочила из комнаты, желая скрыть от сестры это страшное зрелище.

— Не ходи, Мадлена! Сестричка, не ходи туда!

Потеряв последние силы, Жак упал на кровать малыша Клода. Анна Виктория платком заткнула ему рану, перевязала салфеткой, дала ему выпить несколько глотков воды и, рыдая, сказала:

— Я оставлю с тобой Клода, а мы с Мадленой побежим в деревню.