Уезжая, бандиты оставили ворота фермы открытыми. Полуодетые, дрожа от холода, девочки взялись за руки и со всех ног помчались к окраинным домам Ашера, которые назывались кварталом Белерн. В одном окне горел огонек. Запыхавшиеся девочки услышали мерный рокот ручной мельницы и шелест просеиваемой муки. Бедные люди не ходили на общественную мельницу и сами мололи муку. На крик сестер вышел мужчина со свечой. Осветив их лица, он узнал дочерей фермера из Монгона.
— Они убили всех!.. Всех наших — папу, маму, служанку!.. И Жака тоже — он умирает!
— Жена! — обратился мужчина к жене. — Забери-ка этих крошек в дом. А я пойду подниму тревогу в деревне.
Спустя четверть часа в деревне снова зазвучал набат, забили колокола. Но увы! Слишком поздно! Мировой судья Пьер Герен, мэр Этьен Барийе, его помощник Клод Мадр, врач Пьер Аке и два десятка национальных гвардейцев, примчавшись в Монгон, смогли только подтвердить, что совершено ужасное преступление и освободить запертых в конюшне работников, которые спали и ничего не слышали.
ГЛАВА 19
Слуга аббата Фарронвиля подробно описал хозяину ужасы, которые видел на ферме в Монгоне, и завершил рассказ такими словами:
— Господин шевалье, вы знаете, я был солдатом, воевал, но никогда не видел, чтобы людей мучили и пытали с такой жестокостью. Воистину, эти бандиты свирепы, как дикие звери, если могут так издеваться над несчастными христианами.
Никто не сомневался в отваге аббата Филиппа, но старик был не на шутку встревожен рассказом слуги и тотчас принялся усиленно размышлять, как следует поступить ввиду грозящей всей округе опасности. Наконец он решил: «Надо, ничего не скрывая, рассказать об этих ужасах племяннице». Аббат приказал слуге:
— Задай коням корму, перекуси вместе с товарищами, и будьте готовы по первому моему слову отправиться в обратный путь. Лично проверь запалы пистолетов и мушкетов. А теперь иди, мой мальчик, и пришли Лафлера, чтобы он причесал меня.
Слуга ушел, а аббат торжественно приступил к утреннему туалету, начав с обливания, что говорило о превосходном знании живительных свойств чистой воды. Затем, как все щеголи той эпохи, он отдал себя в заботливые руки камердинера, единственного слуги, умевшего уложить его седую, но по-прежнему невероятно густую шевелюру в прическу, которая была так к лицу аббату. Причесанный, надушенный, напудренный, утопая в волнах кружевного жабо[60]
, в камзоле со столь же пышными кружевными манжетами, аббат послал узнать, не может ли графиня де Ружмон немедленно принять его. Мадлена с ходу начала препираться:— Понимаете, господин кюре… не думаю… то есть, я хочу сказать: господин аббат! В это время госпожа графиня обычно почивают… и как бы это сказать…
— Довольно! Перестань спорить и отправляйся к хозяйке. Эта жирная индюшка-служанка так и хочет превратить меня в заштатного деревенского кюре! Черт побери, если она не прекратит, я прикажу нафаршировать ее трюфелями.
Топая сабо, громко сетуя и вздыхая, Мадлена побежала к графине просить аудиенции. Вопреки ее ожиданиям, графиня была уже на ногах и приказала пригласить аббата.
— Идите, сударь… господин аббат… госпожа графиня хочет, чтобы вы пришли.
Выслушав обстоятельный рассказ аббата о ночном налете, графиня вскрикнула и на лице ее отразился неописуемый ужас.
— Но это бесчеловечно! Подло!.. При какой власти мы живем! Ах, эта страна проклята Богом! Дерзость бандитов превосходит все мыслимые границы!.. Как можно дальше жить, когда смертельная опасность подстерегает на каждом шагу? Неужели возвращаются времена Террора?! Ни минуты не желаю здесь больше оставаться… Дядюшка, дорогой, увезите меня отсюда! Спасите меня!..
— Конечно, милая племянница, я с удовольствием заберу вас в Фарронвиль. В котором часу мы уезжаем?
— Нужно уложить вещи, но сборы наши будут недолгими.
— Сейчас девять утра, мы можем отправиться в полдень.
— О, разумеется! Трех часов вполне достаточно.
— Тогда я отдам соответствующие распоряжения.
Аббат вернулся к себе в комнату и позвал Любена, который, как настоящий раб порядка, уже приготовился к отъезду.
— Скачи скорей в Фарронвиль, постарайся добраться за полчаса.
— Будет выполнено, сударь.
— Сразу же по приезде распорядись приготовить голубые апартаменты — для графини де Ружмон и моих племянниц. Пусть не забудут развести огонь в камине и позаботятся о легкой закуске и плотном ужине. Затем прикажи запрячь в карету двух крепких лошадей и без промедления возвращайся.
— Господин шевалье желает, чтобы я сам правил?
— Да! В замке сейчас осталось не так много людей. И напомни всем, чтобы не теряли бдительности и никого не впускали в замок! Слышишь — никого! Постарайся вернуться не позже половины двенадцатого.
— Исполню в точности, господин шевалье.
— Прекрасно! Иди же, мой мальчик!
К величайшему удивлению графини, Валентина высказалась против столь скорого отъезда, больше напоминавшего бегство, и принялась уверять, что дома они в такой же безопасности, как и за стенами замка Фарронвиль, и что бандиты вряд ли осмелятся сунуться в Ружмон.