Банда

– Отмечаться в очереди приходите на следующей неделе… К концу месяца вас примут.

– А сегодня не получится?

– Сегодня? – удивился ветеран. Желание Пафнутьева было настолько диким и невыполнимым, что старик попросту потерял интерес к разговору.

Потолкавшись в толпе, Пафнутьев убедился, что люди прибыли в редакцию по самым разным делам – у кого-то посадили сына, у кого-то выселили из комнаты мать, дед приехал спасать внука, сбежавшего из армии, жена пыталась доказать, что муж ее, прячущийся где-то в сибирских лесах, никого не убивал. Но больше всего удивился Пафнутьев юридической грамотности очереди. Толпящиеся здесь люди, оказывается, прошли все правовые коридоры, кабинеты, конторы и уже сами могли кому угодно дать консультацию на самом высоком профессиональном уровне, причем реальный совет, а не придуманный, не вычитанный в кодексах и комментариях. В толпе мелькали фамилии прокуроров всех республик, их помощников и заместителей, здесь, не стесняясь, крыли матом самых высоких правовых светил государства, открытым текстом называя взяточников и мздоимцев, причем, с точностью указывали, кто сколько берет, за что, кто отрабатывает, кто только делает вид и дурачит, кто берет натурой, а кто предпочитает канистры с медом, ящики с армянским коньяком, ковры и строительный кирпич, собак и мастеров каменной кладки, кто берет валютой, кто рублями, кто зарубежными путевками, а кто японской радиотехникой. Мелькали на слуху фамилии, кто-то материл следователя, кто-то клялся собственными руками задушить прокурора. Но большинство покорно и обессиленно сидели во дворе длинного дома, похоже, ни на что уже не надеясь, а просто исполняя некий последний долг, чтобы потом, через годы унижений и проклятий, не корить себя за то, что не попытался использовать последний шанс. Молча, с неподвижным лицом, рыдала не первый день женщина, которая, как объяснили Пафнутьеву, хотела узнать лишь одно – расстреляли ее сына или еще нет, а расстрелять его должны были за то, что убил двух бандитов, решивших убить его. Не рассчитал парень своего гнева, не учел собственной жажды жизни и тем самым ножом, которым хотели зарезать его, лишил жизни двух подонков. И все инстанции, включая центральные газеты, Генерального прокурора и Президента страны подтвердили – заслуживает расстрела. А вывод из всего услышанного Пафнутьев сделал только один – никто не читал се жалоб. И судьи, вынося приговор, прекрасно знали – никто после них в дело не заглянет.

Не обращая внимания на возмущенные крики за спиной, отрывая от себя руки, пытающиеся остановить его, Пафнутьев продрался сквозь толпу по ступенькам крыльца, вошел в коридор, отодвинув дверью сразу несколько жалобщиков, и оказался в бестолковом угластом помещении. Вел прием тощий человечишко с пустым рукавом, замусоленными орденскими планками и со странно длинными зубами, которые к тому же были редковатыми и росли как-то вразнобой, словно по нынешним порядкам им была предоставлена слишком уж большая свобода. Человек беззлобно, но яростно кричал на всех, сыпал номерами статей и фамилиями прокуроров, дышал легким водочным перегаром и, как понял Пафнутьев, был посажен здесь, чтобы принимать на себя удары гнева и надежд, отвлекая ходоков от других кабинетов, чтоб не мешали работать – ведь кому-то надо и журнал выпускать. Накричавшись, человек с красными несчастными глазами алкоголика, горестно подперев единственной своей рукой щеку, выслушивал очередную старуху, мог всплакнуть вместе с ней, потом без переходов и без предупреждения начинал орать на нее, отчитывая за упущенные сроки, просроченное время, за то, что не обратилась она к нему в прошлом году, в позапрошлом… Старуха благодарно кивала, однорукий давал ей в утешение какую-то бумажку и она уходила с таким видом, будто уж теперь-то наверняка начнется у нее новая жизнь, куда счастливее прежней.

Дождавшись, когда из кабинета выйдет просительница, Пафнутьев решительно шагнул к двери. В него тут же вцепились несколько высохших ладошек, пытаясь остановить, уберечь от греха – старушки решили, что он пытается прорваться без очереди. Но он шел, и постепенно опадали, разжимались на его рукавах слабые старушечьи пальцы.

– Я здесь работаю, – объяснил Пафнутьев. – Я на минутку…

– Товарищ, – строго сказал алкоголик, – вы здесь не работаете. Не вводите людей в заблуждение. Их и так всю жизнь дурачат.

– Нет, работаю, – Пафнутьев показал ему следовательское удостоверение. – Мне нужно к главному редактору. Где он тут у вас сидит?

– Вы правы, товарищ, – охотно подхватил консультант, шало сверкнув глазами. – Он действительно сидит. И пока еще у нас. Но вас не примет.

– Почему?

– Потому что для приема я посажен.

– Значит так… Примет или не примет – это наше с ним дело! – Пафнутьев начинал терять самообладание. – И мы с ним как-нибудь разберемся.