Бангкок-Москва-Бангкок. Русская вендетта

Косоглазые забегали, коробки с грузовика снимают и тут же аккуратно складывают. Сначала хотели в свой пакгауз заносить, да Гога им не позволил. Сказал, что пусть пакуют прямо здесь. И правильно: хер их знает, а ну, как кто в упаковки полезет?

Старшим у них ещё один фраерок русский. Присматривает, как его команда работает. Все шло нормально, пока первый запакованный короб с товаром на весы не поставили. У фраерка того рожа рязанская, всё на ней написано. Как глянул он на весы, сразу по нему видно стало: удивился. После того, как второй короб на весы поставили – задумался. В наши бумаги полез. Что уж он там вычитал, не знаю, только приканал к нам с Гогой и гонит, мол, лучше фабричные упаковки ломать, чтоб товар наш плотнее в короба ложился.

Ну,Гога-то, ясный перец, кислород ему перекрыл моментом. Он на такие вещи мастер! Я ещё и понять-то толком ничего не сумел, что тот фуцан гонит, а Гога уже ответил. Да как! Фраерок тот обратно за свою конторку вмиг слинял.

После этого Гога занервничал маленько: дело-то не шутейное, а ну, как сорвётся? Но виду не подаёт. Всё так же из бутылки потягивает. Меня ещё за новой парой пива погнал. Когда я свежее пиво принёс, косоглазые как раз паковать закончили. Ещё раз товар перевесили, короба понадписали, короче, пошли мы с Гогой бабки за карго башлять.

Почти два косаря забашляли. Фраерок тот бабки пересчитал, в ящик конторки сунул и ключиком щёлкнул. А замочек-то у того ящика, тьфу! Аж смех берёт. Я чихну только, а он уже откроется. Совсем почтения к лавэ у них тут не заметно. Только я подумал, как половчей тот ящичек ополовинить, как фраерок заявляет:

– В конце концов, – говорит, – не так уж много вам пришлось переплатить. Я думал недовес по каждой коробке будет, а оно вон как обернулось: почти все короба стандартного веса. Даже странно. Ну, ладно, пока. Пойду я обед заканчивать.

– Нас с Гогой будто током ударило. Ни хера себе, неужели догадался? Не дай Бог, звон подымет. Это ж кранты! Нам тогда от Степаныча самим под асфальт придётся закапываться, как в мультике про этих, ну, как их там, про Тома и Джерри, ага.

А фраерок тот собирает со стола все бумаги, поднимается и идёт на выход. А кто ж на обед с накладными ходит? Гога сразу всё скумекал, в спину меня тырчет и в ухо шипит:

– Он теперь по любому жить не должен, падла. Иди за ним, да разберись по быстрому. Только смотри, чисто сделай! Если шум поднимется, делай ноги отсюда подальше да побыстрее. Потом тачку поймай и в гостиницу. Водиле скажешь, что в Ридженси отель. А если тихо сделаешь, сюда возвращайся.

Ну, меня-то ведь два раза просить об этом не надо. Я и сам понятие какое-никакое имею. Потопал я за тем фраерком бдительным по пустой улочке. Жара такая, даже косоглазые все попрятались, никого не видать. Очень расклад такой мне понравился. Догнал я его, когда он уже намылился в кабак какой-то завернуть. Там закуток такой удобный есть, в нём я его и достал.

– Эй, братан, – говорю, – погоди, дело есть!

– Забыли чего? – спросил он, поворачиваясь ко мне лицом.

Тут я его и уделал чисто ножичком. Хорошо по кишкам проехал! От такой дырки, что я в нём пробуравил, жмурам очень больно бывает. Зато наверняка. Рот ему ладошкой прикрыл, чтобы не мычал громко. Фраерок после моего удара так по стене вниз и съехал.

Я же, ясный перец, не садист какой. Не люблю, когда жмуры мои мучаются перед смертью. Обычно бью по горлу и все дела. Но в этот раз побоялся кровью запачкаться. Всё же не у себя дома.

Никто вокруг и не засёк, как ещё одна живая душа отлетела. Ножичек я бросил рядом, а сам назад, к Гоге намылился. Тот, как и раньше, сидел с бутылкой пива, вроде ничего и не произошло. Косоглазые упаковщики всё так же лежали на тюках с товарами и лениво о чём-то базар вели. Гога, когда я подрулил, глянул на меня снизу вверх, с прищуром, и тихо спросил:

– Ну что, всё чисто сделал?

– Чище не бывает, – ответил я и потянулся к своей бутылке пива.

И надо же, с той стороны, где фраерок лежать остался, вдруг бабский крик пошёл. Ох, и голосила же она, мама моя родная! Орала так, что помалу косоглазые из своих домишек на солнцепёк полезли. Ну, чисто тараканы! И сразу базар пошёл по всей улице. Ни Гога, ни я, тем более, в ихнем базаре не фурычим, но я-то знал, о чём баба горюет: сто пудов наткнулась на того фраерка с распоротым брюхом.

Упаковщики косоглазые соскочили со своих лежанок и тоже повалили подыбать в ту сторону, где баба разрывалась. Мы с Гогой поставили свои бутылки и, не торопясь, двинулись в ту же сторону. У входа в кабак уже народу подвалило. Охранник ресторана стоял снаружи, всё толпу оттеснить пытался. Странные люди: что, жмуров никогда не видели?

Из дверей ресторана выбежал босиком русский фраер. Начальник того, что лежал сейчас у входа. Вернее – бывший уже начальник. Подбежал к тому фраерку, что лежал, наклонился. И тут я увидел, что фраерок-то тот дышит! Ни хера себе, живучий падла! А русский наклонился к нему, что-то сказал и фраерок открыл глаза.