Банный день

На лекциях Якимова аудитория заполнялась полностью – ни одного сачка. Приходили с соседних курсов, сидели на ступеньках, стояли в проходах. Лейшманиозы, патогенные простейшие, гнездящиеся в организмах человека и животных, обретали в описаниях профессора с седым ежиком на лбу характер вселенских битв биоорганизмов за гегемонию на планете, затмевали драматизмом страницы читанного им «Всадника без головы» Майн Рида.

На третьем курсе ему удалось попасть в число участников руководимой Якимовым научной экспедиции, обследовавшей кровепаразитарные болезни животных в хозяйствах Ленинградской области. Три недели он мыл и стерилизовал пробирки и колбы после анализов, заносил вечерами в гроссбух статистические выкладки и заключения лаборантов. Передвигались с набитыми рюкзаками когда на попутных телегах, когда пешком, спали в сырых сельских клубах, на сеновалах, в чистом поле у костерка. В город вернулся окрыленным, точно побывал с научными целями где-нибудь в Гималаях или на Огненной Земле. Пробегая коридором мимо институтского музея не мог удержаться, чтобы не заглянуть в заполненный экспонатами зал, не полюбоваться сквозь стеклянную стенку шкафа на светящуюся подкрашенным раствором колбу с пироплазмами, в основании которой белела наклейка: «Выполнено студентом третьего курса Н. Кулиничем». Торопился после занятий в библиотеку, одолевал страница за страницей «Курс практической гистологии» Немилова, искал собеседников, с кем можно было поделиться новым знанием, поспорить. Встречаясь с сестрой доступно объяснял ей биологическую природу паразитических червей, гельминтов.

– Сотни миллионов людей от Арктики до экватора страдают от этих мерзких организмов, количество зараженного ими скота не меряно. Представляешь?

– Колька, перестань, мне нехорошо будет! – кричала Стефка дожевывая на ступеньках Казанского собора купленный с лотка двухкопеечный пирожок с ливером. – Еще одно слово, и я ухожу!

Был воскресный день, солнечно, легкий ветерок с моря – благодать. Они выполняли намеченную накануне культурную программу. Сначала преобразованный в Музей истории религии и атеизма Казанский собор, перекусить находу – и в кино. Смотреть «Праздник святого Йоргена», о котором трубят всю последнюю неделю газеты. Мировая фильма! В главных ролях Игорь Ильинский, Анатолий Кторов, Мария Стрелкова. На коллективный просмотр только что вышедшей в прокат картины институт приобрел по разнарядке наркомпроса триста мест в иллюзион «Сатурн». Как отличнику учебы ему выдали в ректорате бесплатный пропуск на двух человек. В седьмом ряду, места одиннадцатое и двенадцатое, в самой середине.

– Валентину свою ненаглядную пригласи, – подмигнула знакомая завкультсектором после того как он расписался в тетрадке о получении. – Крепче любить будет…

Солошенко, он знал, пропуск на двоих тоже получила. Как активистка МОПР-а. Договорились: она берет на просмотр пролетарского родителя работавшего на мыловаренном заводе, он сестру…

К двухэтажному иллюзиону на Невском, куда они пришли за полтора часа до начала сеанса, пробиться было непросто: тротуар и ближнюю мостовую запрудили толпы людей. Милиция и дружинники с повязками оттесняли нетерпеливую публику, толпа весело, с гиканьем и свистом напирала.

Работая локтями они пробрались к центральному входу, протиснулись мимо двух билетерш в сумеречный вестибюль с бюстом Владимира Ильича Ленина на постаменте, нашли свободные стулья у стены, присели.

За дверью просмотрового зала в конце коридора слышалась музыка, там еще не закончился предыдущий сеанс. Вестибюль наполнялся людьми, мастеровыми в летних картузах, принарядившимися девушками-работницами, студентами. Ввалилась шумная команда балтийских моряков во главе с усатым старшиной. Строгого вида дама в пенсне похожая на товарища Землячку провела мимо стайку детдомовцев в одинаковой форме.

Прозвучал первый звонок, они вскочили с места, двинулись в толпе к просмотровому залу.

– Спокойно, спокойно, товарищи, – обороняла грудью входную дверь рослая дежурная в синей гимнастерке. – Соблюдайте порядок. Зал проветривается…

После томительного ожидания шагнули, наконец, в душный, плохо освещенный зал пахнувший остатками человеческих испарений, нашли свои места.

Хлопали деревянные сиденья, публика рассаживалась. Прозвенел второй звонок, между рядов проследовала буржуазного вида особа в кринолине и алым бантом на груди. Поднялась на эстрадку под экраном, открыла крышку пианино, разложила на полочке ноты, надела очки.

«Кулинич!» – окликнули за спиной.

Валентина. Шестимесячная завивка, сияет как блин.

– Батя мой, Василий Никитич, – показала на сидевшего рядом небритого мужичонку в ситцевой рубахе.

– Здрасьте, – кивнул он.

Мужичонка в ответ молча протянул руку.

Прозвенел третий звонок, медленно тускнели лампочки вдоль карниза. Застрекотало сзади, над головой пронесся сноп света, засветилось полотно экрана. Таперша за пианино ударила по клавишам…