Барби. Часть 1 (СИ)

В следах гусиных лап вокруг лужи и то больше смысла, чем в этих сигилах, разбросанных по всему дому, сигилах, которые отчаянно не желали складываться в знакомые ей формы. Как она ни пыталась, она не могла разглядеть за этими полчищами корчащихся уродцев устойчивой системы. Вообще никакой системы. Все эти херовы хвостатые твари, корчившиеся на своих местах, будто были рассыпаны слепцом или сумасшедшим.

Барбаросса до крови прикусила губы.

Слишком сложная схема, слишком запутанная. Будь здесь Котейшество, ей наверняка достаточно было полоснуть по окружающим сигилам взглядом, чтобы мгновенно определить заключенные в узор чар векторы силы, расшифровать чертов лабиринт и вычленить из него основные элементы. Вот только она — не Котейшество…

Барбаросса хотела вытереть вспотевшие ладони, но обнаружила, что они заняты — прижимают банку с гомункулом к животу. Блядская банка… Она совсем забыла, что замерла с нею в руках. Пойманная на месте преступления, так и не успела сунуть в мешок свою добычу. Надо спрятать банку нахер, пока мелкий ублюдок спит и…

Гомункул не спал. Приникнув к боку банки уродливыми тонкими ручонками, он с интересом изучал Барбароссу сквозь толстое мутное стекло. Голова, похожая на большой разбухший корнеплод, тяжело покачивалась на съежившемся сухом торсе, выпученные по-рыбьи глаза внимательно взирали на нее через толщу колышущейся жидкости. Внимательно и… Насмешливо? Вздор. Барбаросса стиснула зубы. Даже если этот шлюхин выкидыш, напитанный жалкой крохой магических чар, сознает происходящее, он совершенно точно не умеет ухмыляться — у гомункулов нет развитых мимических мышц. Просто иллюзия, конечно, вызванная натяжением кожи на его лице, да еще неверным светом, но…

На миг ей захотелось хорошенько размахнуться и садануть банку прямо об пол. Гомункулы славно взрываются, это она уже выяснила, а их раковины чертовски хрупки. Да, это отродье определенно расхочет улыбаться, превратившись в ком растерзанного влажного мяса на полу. Но…

Может, сестрица Барби никогда не отличалась великим умом, прилежанием или порядочностью, но у нее было то, что заслужило ей определенную репутацию в этом блядском городе. И помогло протянуть здесь три с половиной года. Ее адское упрямство, с которым не смогли бы совладать сорок легионов демонов. Упрямство, против которого была бессильна даже Панди.

— Во имя герцога Абигора… — пробормотала она, — Владыка, дай мне сил и разума…

Барбаросса сунула банку с гомункулом в мешок из-под муки и сразу ощутила облегчение. Гул адских энергий, пульсирующих в гостиной, не стал тише, но ей определенно сделалось лучше, едва только она убрала уродца с глаз долой. Его внимательный и насмешливый взгляд определенно действовал ей на нервы не меньше чертовых сигилов, рассыпанных вокруг.

Блядская головоломка. Сейчас она соберется с мыслями и…

Соображай, дырень! Соображай, пока не ощутила запах своего собственного горелого жира!..

Барбаросса ощутила, что теряет дыхание. Что сердце колотится все быстрее, разгоняя по телу вместо крови едкую сернистую жижу. Что глазные яблоки в глазницах ощутимо потеплели и скоро, должно быть, истекут горячим жидким воском на щеки, если она продолжит пялиться на адские сигилы, в таком множестве разбросанные вокруг и…

За зловещим гулом адских энергий, пульсирующих вокруг нее, этот новый звук был едва слышен, но Барбаросса распознала его, ощутив, как ее бока, и так тяжело поднимающиеся, как у подыхающей лошади, окатило липкой испариной.

Скрип. Не скрип старых пружин, поняла она мгновенно, куда более резкий и сильный. Такой скрип могут издать только скудно смазанные дверные петли. А значит… Херов старикашка, не до конца разложившийся в своей опочивальне, проснулся и решил вылезти наружу, проверить, что за переполох поднялся в его уютной норке. Наверняка блядские чары, поймавшие ее в ловушку, известили его каким-то хитрым сигналом, подняв с постели. Ах, дьявол. Кажется, в ее распоряжении еще меньше времени, чем она думала. Совсем мало времени.

Скрип. Скрип. Скрип. Скрип.

Половицы над ее головой скрипели не сами по себе, как это иногда бывает с сухими досками в старых домах, их приминали чьи-то ноги. Судя по тому, какими шоркающими и неритмичными были шаги, ноги эти были слабыми и подламывающимися, но чертовски упорными. Скрип, сестрица Барби, говорили они. Мы идем к тебе. И скоро твои косточки заскрипят точно так же, как половицы под нами. Скрип-скрип!

Ах, сука. Хозяин этого блядского домика, полного замаскированных ловушек, явно не был двухсотфунтовым здоровяком-гренадиром, напротив, судя по шаркающим слабым шагам, ссохшимся старикашкой с дрожащими от подагры ногами. Вот только этот ветхий старичок, немощный как кусок мышиного дерьма, уже торопился вниз, чтоб поприветствовать гостью и засвидетельствовать ей свое почтение. Наверняка, уже при пистолете с дымящимся запальным шнуром…

Барбаросса затравленно оглянулась.