Барби. Часть 1 (СИ)

Люфтбефордерунг так и не нашли. Исчез. Растворился в небе. Пропал. О его судьбе строили самые фантастические предположения, в том числе всерьез обсуждали, что посреди неба прямо перед ним внезапно распахнулась дверь в Ад — событие, которого не наблюдали от самого Оффентурена — и поглотила экипаж вместе со всем содержимым.

Разгадка нашлась лишь спустя месяц, когда газеты уже переключились было на венецианский театральный фестиваль и дуэль между австрийским герцогом N и его любовником. Местные жители, обитавшие неподалеку от горы Такамагахара, обнаружили, что с недавних пор гора украшена великим множеством статуй из чистого кобальта, появившихся в одну ночь, причем статуй самого пугающего толка. Отчетливо переданное неизвестным скульптором человеческое начало было смешано с самыми пугающими деталями, не свойственными человеческому телу — ощерившимися пастями, открывшимися прямо в торсе, суставчатыми осиными лапами, мандибулами и хелицерами, а еще — волчьими хвостами, щупальцами самых разных форм и размеров, рогами и Ад знает, чем еще.

Выглядели эти статуи бессмысленно и жутко — будто скульптор, выпив лошадиную дозу спорыньи, вдохновенно сотворил свои статуи из всего, что попалось ему на глаза, смешивая то, что не должно смешиваться в природе, рождая формы, которые бессильна породить жизнь, и получая удовольствие калеча уже существующие. Мало того, по ночам проклятые статуи оживали. Они не могли сойти с мест, на которых были установлены, лишь извивались, будто корчась в агонии, и выли — так страшно, что мог бы поседеть даже человек, одним глазком заглянувший в Геенну Огненную. Самое страшное было даже не в этом — многие адские владыки украшали свои чертоги весьма неприглядным с человеческой точки зрения образом — а в том, что всего кобальтовых статуй на горе Такамагахара насчитали пятьсот двадцать — в полном соответствии с количеством живых душ на борту пропавшего экипажа.

Ушлые газетчики из страсбургского «Релатиона», сами обладавшие чутьем адских гончих и безрассудные точно ландскнехты, в короткое время после этого обнаружили небезынтересные для публики детали. Как оказалось, гора Такамагахара и ее окрестности еще двести лет тому назад была дарована некоему адскому сеньору лично архивладыкой Белиалом на правах ленного владения. На счет его имени и титула ходили самые разнообразные слухи, но несомненным было одно — сеньор этот любил покой и уединение. Которые, судя по всему, были нарушены самым грубым образом вторгшимся в небо над горой роскошным пассажирским люфтбефордерунгом, влекомым оглушительно грохочущими демонами. Он не должен был пролетать над горой — запретная граница была нанесена на карты — но все-таки пролетел. Быть может, тащившие его демоны, заигравшись в потоках теплого ветра, впали в игривое настроение и отклонились от курса на каких-нибудь пару сотен клафтеров. А может, незадачливые возницы, сменявшие друг друга, метали кости вместо того, чтобы следить за окрестностями… Как бы то ни было, владыка горы проснулся — и надо думать, не в самом добром расположении духа. Статуи выли по ночам еще полгода, пока не растаяли, превратившись в лужи, но намек был понят верно — с тех пор ни одно воздушное судно не осмеливалось нарушать его покой.

А ведь был еще случай в Раммштайне, когда сразу три люфтбефордерунга, забавляясь в небе, столкнулись и рухнули, объятые пламенем, на ярмарочную толпу — семьдесят душ отлетело в Ад быстрее, чем можно было бы чихнуть. За год до того огромная пассажирская машина рухнула в Омске — при посадке рассвирепевшие демоны повздорили между собой, расколов кузов пополам — сто семьдесят восемь душ…

Нет уж, подумала Барбаросса, мрачно сплюнув себе под ноги, если мне суждено подохнуть, то на твердой земле, а не где-нибудь в небе, точно муха, перехваченная птицей на лету…

От этих безрадостных мыслей Барбароссу отвлек резкий переливчатый звонок, пронесшийся вдоль улицы, злой и тревожный, как вопль разбуженного демона, заставляющий стекла в окнах тревожно дрожать, а гарпий — испуганно вспархивать с крыш, роняя под ноги прохожим рыбьи кости и крысиную требуху.

Альгемайн! Барбаросса встрепенулась, ощутив радостное дрожание жил. Альгемайн, может, и не относится к разряду комфортабельного транспорта, там всегда отчаянно смердит, экипаж набит битком, а плетется он иной раз непростительно медленно, зато и билет стоит всего три гроша, вполне простительная трата для ее кошелька.