Альгемайн уже выворачивал на улицу — большая гремящая коробка на колесах, отчаянно скрипящая рессорами и дергающаяся так, будто битком набита адскими духами. Тащили ее не лошади, а парочка монфортов — здоровых малых, напоминающих троллей из сказок, в каждом по шесть элей[3] роста и по меньшей мере десять полновесных саксонских центнеров[4] рыхлого мяса. Хоть тут ей повезло — альгемайн оказался еще и двухэтажным «империалом», на верхней площадке которого почти не было пассажиров. Барбаросса ухмыльнулась. Двойная удача! На верхнюю площадку не пускают публику в юбках и платьях, но тут уж ей ничего не грозит. Хотя бы здесь грубые шмотки «Сучьей Баталии» сыграют ей на пользу.
Альгемайн тяжело остановился у межевого знака, обозначающего остановку. Барбаросса предусмотрительно отступила на пару шагов назад, чтобы не оказаться под ногами у монфортов. Может, эти твари и были скудоумными, как малые дети, но силы в их чудовищных телах, представляющих из себя горы неконтролируемо разросшейся мышечной ткани, было достаточно, чтобы вдавить любую неосторожную суку в мостовую, точно хлебный катыш.
Опасные твари, к которым быстро приучаешься относиться с предусмотрительной осторожностью. Вроде и добродушные, как тяжеловозы, но в глубине их огромных, точно валуны, голов, за толстым слоем свисающего складками жира и толстенными костями, которые не прошибить и мушкетной пулей, дремлют примитивные животные страсти, почти не сдерживаемые куцым рассудком. Достаточно какому-нибудь сонному осеннему слепню цапнуть впряженного в экипаж монфорта за чувствительное место, а вознице — на миг зазеваться, как эта туша, наплевав на упряжь, шагнет в сторону, не глядя под ноги, и тогда…
От монфортов несло кислятиной — прелым запахом несвежего жира, испражнений и пота, обычный запах для этого нечистоплотного племени. К концу поездки провоняешь так, будто купалась в бочке с рыбьими потрохами. И плевать. Она доберется до Унтерштадта даже если придется путешествовать на карете адских властителей, запряженной плотоядными демонами из Преисподней!
Монфорты беспокойно качнулись, равнодушно глядя вниз своими маленькими, едва выглядывающими из черепов, глазами. Молодые, мгновенно определила Барбаросса, но вроде без норова. Судя по тому, что их раздувшиеся мясом тела еще не ломаются под собственной тяжестью, хоть и ощутимо скрипят разношенными чудовищной нагрузкой суставами, этим едва ли перевалило за шесть лет — подходящий возраст для того, чтобы тащить экипаж. К семи их вес перевалит за двенадцать центнеров, к восьми — за двадцать[5], как бы рачительный хозяин не ужимал этих тварей в кормежке. И тогда для этих тружеников настанут невеселые времена. Их суставы, хоть и деформированные, все еще остаются человеческими суставами, а кости, выдерживающие страшную тяжесть непрерывно растущего мяса, человеческими костьми. Рано или поздно нагрузка сделается для них запредельна и те просто начнут лопаться от натяжения мышц и под своим собственным весом.
Если хозяин милосерден и мягок, сдаст своих питомцев на живодерню, где обученный забойщик одним ловким ударом всадит клевец в основание черепа, избавив выработавшее свой срок существо от мук дальнейшего существования. Если расчетлив и бережлив — а других в Броккенбурге редко встретишь — отправится к кузнецу, чтобы тот ввинтил в эту глыбу плоти трехдюймовые шурупы, укрепив ее снаружи стальными планками, тягами и скобами, которые должны были принять на себя часть нагрузки вместо крошащихся костей. Кое-где Барбароссе приходилось встречать экземпляры, дожившие до десяти лет, но выглядели они столь жутко и нелепо, что впору было отправлять их в осадные войска, а не впрягать в городской альгемайн — со всех сторон окованные пластами железа, точно рыцарскими доспехами, выгнувшимися и трещащими листами стали, с грохочущими шарнирами вместо суставов, они даже налегке издавали столько грохота и гула, сколько издает не всякая водяная кузня в верховьях Эльбы.
Барбаросса уже занесла ногу, чтобы поставить ее на подножку «империала», когда запоздалая мысль ткнулась холодным собачьим носом ей в бок. Нет никакого смысла спускаться в Унтерштадт, когда то, что ей нужно, можно обрести куда ближе. Если она верно помнила устройство Миттельштадта, в двух кварталах отсюда, за Чертовой Мельницей и Третьим Валом, должна располагаться таверна «Фавналия». Уютно устроившаяся в лабиринте узких улочек, не сияющая магическими огнями, как прочие, не оглушающая окрестных дворов миннезингеровскими куплетами, она не относилась к числу наиболее роскошных или популярных злачных местечек Броккенбурга, зато имела репутацию любовного гнездышка, в котором алчущий путник в любое время дня может обрести компанию, не особенно обременительную для его кошелька. А проще говоря, подыскать себе пару-другую симпатично выглядящих и еще не очень разношенных дыр.