Котейшество, вздрогнув, подняла голову. Она выглядела… Потухшей, подумала Барбаросса, ощущая липкую пустоту в груди. Точно лампа, из которой вынули демона, питающего ее своей энергией. Пустая холодная оболочка и ни единой кровинки в лице. Только глаза горят привычным светом, но и тот пугающе блеклый, безжизненный.
— Мы в дерьме, Барби. Ты все верно сказала. Профессор Бурдюк сдерет с меня кожу и отдаст в хорошие руки, чтобы из нее набили чучело. Наверно, он поставит его в своей аудитории. Где-нибудь у кафедры, на видном месте. Ты будешь заботиться обо мне, Барб? Чучелам часто мажут уши чернилами. Или засовывают губку в промежность. Или посыпают мелом. Я не хочу, чтобы меня посыпали мелом, я…
Она всхлипнула. Барбаросса стиснула ее пальцы в своей ладони. Крошечные и очень холодные пальцы, вяло сопротивляющиеся и слишком слабые, чтобы выбраться, точно новорожденные мышата.
— Мы успеем, — произнесла Барбаросса, впившись в нее взглядом, — День еще не закончен, да и ночь впереди. Мы успеем, Котти. Добудем тебе нового гомункула и такого, по сравнению с которым Мухоглот покажется дрянным отродьем! Настоящего, блядь, писанного принца в банке!
Котейшество вяло покачала головой.
— Где, Барб? Где в Броккенбурге мы найдем мертвый плод подходящей выдержки? А если и найдем, то…
— Что?
— У нас нет денег. Нам он не по карману.
Она права, подумала Барбаросса. Пока ты ворочала своей безмозглой головой, она уже все продумала, просчитала и разложила по полочкам, как белье в хорошей прачечной. Не считая моего талера, у нас осталась лишь горсть крейцеров — смешная цена по меркам Броккенбурга. За эти деньги мы разве что купим у мальчишек горсть дохлых воробьев. Хреновая замена гомункулу, даже если Котейшество оживит их и научит петь хором «Диких мальчишек» из репертуара миннезингерского квартета «Дюран и Дюран».
Допустим… Допустим, деньги можно и раздобыть. В Броккенбурге все еще до хера ведьм, которые ей, Барбароссе, кое-чем обязаны, можно освежить память и стряхнуть старые должки. Она с удовольствием хрустнула суставами пальцев, разминая их. Если она что и умеет, так это взыскивать старые должки. На худой конец, можно потрепать кого-то из «Сучьей Баталии». Бессмысленно ожидать, будто деньги найдутся у вечно голодной Горгульи, едва ли понимающей, зачем в мире вообще существуют монеты, бессмысленно просить в долг у Гарроты, та наверняка откажет. А вот с Холерой шанс уже немногим выше. Иногда та возвращается со своих блядок, позванивая набитыми карманами. Обыкновенно всякая мелочь, украденные в «Хексенкесселе» побрякушки, но десяток грошей наберется, а там…
Хрен с ними, с деньгами, решила Барбаросса. Деньги никогда не были для нее непреодолимой преградой. Куда сложнее будет найти мертвый плод или эмбрион подходящей стадии. Очень уж ходкий товар в Броккенбурге, слишком уж много желающих наложить на него лапу.
— У тебя есть мысли, где еще можно раздобыть мальца?
Котейшество кивнула, но осторожно и неуверенно.
— Может, «Алкагест». Я хорошо знаю пару ведьм оттуда. Мы не сильно дружны, но я несколько раз выручала их. Быть может, если я спрошу…
«Алкагест»? Барбаросса едва не хмыкнула. Может, этот ковен и не относился к Большому Кругу, но самодовольства у его сучек столько, словно за их спиной — все демоны ада с самим Сатаной в придачу. Скорее у нищего в Унтерштадте можно выпросить золотую монету, чем у этих гордячек какую-то помощь. Но к чему расстраивать Котейшество? Она все еще верит в сестринскую взаимовыручку, она, единственная во всем Броккенбурге, пожалуй, не обзавелась врагами, ей позволительно витать в облаках, ища помощь там, где ее нет и быть не может.
Пусть идет в «Алкагест», если ей так хочется. Потеряет немного времени, но и только. Барбаросса мысленно кивнула сама себе. Пожалуй, так будет лучше всего. Отправить Котейшество в самостоятельное плаванье, а самой…
— Тебе стоит навестить их, — вслух согласилась она, — Но только без меня.
Котейшество испуганно встрепенулась.
— Почему?
— Сама знаешь. Полгода назад я чуть не размозжила череп одной из их ссыкух. Едва ли я желанный гость в «Алкагесте». Но ты иди, вдруг и в самом деле…
Котейшество поднялась с обломков прилавка, на котором они сидели. Отряхнула юбку от пыли, ковырнула носком ботинка россыпь хлама под ногами. Она выглядела слабой, едва шевелящейся, но ее взгляд, который внезапно впился Барбароссе в переносицу, показался тяжелым, точно рыцарское копье.
— Ты что-то задумала, Барби?
Ей стоило большого труда покачать головой. Чертовски непросто лгать, глядя в глаза Котейшеству. Иногда ей казалось, будто эта кроха видит ее насквозь, прибегая к каким-то одной только ей ведомым чарам. Видит сквозь одежду, шкуру и жесткое мясо. Может, она настолько обогнала университетскую программу, что уже начала втихомолку постигать Хейсткрафт, магию разума, которую преподают на старших кругах? Нет, едва ли, такое чересчур даже для нее…
— Есть пара идей, — деланно небрежно бросила она, — Ничего серьезного, но попробовать стоит.
— Я не хочу, чтобы ты ввязалась в дурную историю, Барби.