Барк «Жемчужный»

В небе, над кораблями, уже появляются сиреневые облака, предвестники вечера. Но в гавани еще полно солнца. Оно золотит стрелы портальных кранов, борты кораблей, морскую даль, а мальчики, поднявшись на спардек «Сабины», курят трубку, кашляют и смеются.

Коньки

Они звенят, как серебряные. Их принесла тетя Галина Николаевна в подарок Анатолию. Она здесь редкий гость. Мать Анатолия не любит ее. Считает легкомысленной, беспечной, не бережливой.

Мальчик доволен коньками. У него большой лоб, с горбинкой нос, красивые серые глаза. Но, пожалуй, им чего-то не хватает, может быть, простой мальчишеской живинки.

— А где же родные? — спрашивает тетя.

— Ушли мебель присматривать.

— Так, а как ты живешь?

Анатолий рассказывает с каким-то горделивым оттенком в голосе:

— В нашем шестом классе меня все боятся!

Тетя удивлена и не скрывает своего удивления.

— Отчего же тебя все боятся, Анатолий?

— Оттого, что я их всех обвиняю…

— Обвиняешь? А кто дал тебе такое право — обвинять? — морщась, как от зубной боли, спрашивает Галина Николаевна. — И кого ты, скажи на милость, обвиняешь?

— Ну, лодырей… На школьных собраниях.

— Ах, вот в чем дело…

Галина Николаевна задумывается. Задумчивость ей очень к лицу. Она даже как-то вся молодеет. Худая, смуглая, крепконогая, она по виду настоящая крыжановская рыбачка. А на самом деле Галина Николаевна фармацевт в центральной аптеке.

На своего племянника она глядит с грустью.

Тот самодовольно продолжает:

— Говорят, что у меня и голос прокурорский.

— А как относится к этому моя сестра, ну, твоя мать, Анатолий?

— Вы это о чем, тетя Галина?

— О том, что у тебя голос про-ку-рорский?

— Ничего.

— Ничего? — Тетя поднимает голову. — Мне кажется, что среди детей не много лодырей. Разве грех гонять голубей, удить бычков и лежать на солнце?

Анатолий с обидным превосходством глядит на свою тетку — защитницу голубей — и заявляет:

— Надо быть всегда на виду! Надо заранее присмотреть свое место в жизни…

По всему видно, что он повторяет чьи-то чужие слова. Нелепые. Отвратительные. «Быть на виду»… «Присмотреть»… Откуда у него все это? Может быть, Анатолий не виноват? Но тем не менее Галине Николаевне хочется отхлестать племянника. Она с трудом сдерживается. А мальчик сидит за столом и самодовольно сопит. Он уверен, что выставил себя перед теткой в самом лучшем свете.

Галина Николаевна молчит. Лицо у нее бледное, гневное.

— Ну, а что ты думаешь о Ваське Черевичном из вашего класса? — вдруг спрашивает она.

— О Ваське? — Анатолий презрительно выставляет вперед нижнюю губу. — Лодырь известный. Главное у него в жизни — почтовые марки. Я три раза выступал против него; громил, живого места не оставил… На одних тройках тянется…

— Мда… А знаешь ли ты, где теперь Васька?

— В больнице.

— И ты, конечно, ни разу не навестил товарища? Нет? Зато разносил целых три раза!

Тетя Галина Николаевна встает, надевает пальто и забирает коньки. Резко захлопнув за собой дверь, она выходит на улицу. Коньки она отдает первому встречному мальчишке.

А на улице кружатся редкие легкие снежинки, веселые, как солнечные зайчики. Неожиданно Галина Николаевна останавливается. Нет, она не может оставить так Анатолия. Сейчас она вернется к нему, вытащит из дома и поведет под этими самыми снежинками в больницу, к Ваське. А коньки? Пожалуй, они уже не нужны. Скоро весна!

Беглянка

I

Было три часа ночи, когда к воротам хирургической клиники подкатил автомобиль.

Оттуда вышел милиционер с девочкой.

— Не хочу в больницу, не хочу! Дядя, отпустите! — сказала она.

Не ответив, милиционер поднял ее на руки и понес в приемный покой.

— Нашли в степи, за Королевкой! Да вот, еще имя свое скрывает степная фея! — кратко сообщил он дежурной медсестре и заторопился к машине.

Документов при ней не оказалось.

Заметив за плечами девочки небольшую парусиновую сумку, медсестра велела раскрыть ее.

Там лежали два огурца, кусок хлеба и бутылка с водой.

Дежурная рассердилась:

— Видать, хорошая птица, если не хочешь назваться.

— Не хочу! — угрюмо произнесла девочка и вдруг, схватившись руками за живот, со стоном опустилась на кафельный пол приемного покоя.

Не прошло и часа, как девочка, у которой оказался гнойный аппендицит, лежала на операционном столе.

Оперировал ее хирург Геннадий Васильевич Румянцев, один из лучших врачей городской клиники.

Больная ни разу не вскрикнула. Она видела перед собой медсестер в белых марлевых масках, слышала звон хирургических инструментов и чувствовала резкий запах йода. Потом все закружилось вокруг нее: и стены, и лампа, и потолок.

Когда ее принесли в палату, небо над горизонтом уже светлело. Густой солнечный свет лился на крыши зданий.

По одну сторону Улькиной койки лежала высокая блондинка, учительница английского языка, по другую — судовой механик, рябая застенчивая девушка.

— Видишь, в какую ты интересную компанию попала, — сказала пожилая палатная медсестра.

Всем казалось, что жизнь девочки вот-вот оборвется. Дежурный врач, сменивший Геннадия Васильевича, велел перенести больную в другое помещение.