Бархатные коготки

Но это, конечно, когда у нас бывало время для поцелуев. Мы работали теперь по шесть вечеров в неделю, и рядом не было Симса, Перси и Тутси, чтобы поддерживать в нас бодрость после концертов; часто мы возвращались в Стамфорд-Хилл такие усталые, что валились в постель и сразу засыпали. К ноябрю мы так вымотались, что Уолтер сказал, нам нужен отпуск. Обсуждалась поездка на континент и даже в Америку — там ведь тоже есть залы, где можно потихоньку обрасти зрителями; у Уолтера имелись там друзья, которые могли бы нас приютить. Но прежде чем время отъезда было назначено, мы получили приглашение сыграть в рождественском музыкальном спектакле в театре «Британния» в Хокстоне. Назывался он «Золушка», нам с Китти предназначали первую и вторую мужские роли. Предложение было очень лестным, об отказе не приходилось и помышлять.

Моя карьера в мюзик-холле, хотя и недолгая, была успешной, но на эстраде я ни разу не испытала такого удовольствия, как той зимой, когда играла в «Британнии» Дандини, при Китти, игравшей Принца. Любой артист скажет, что только и мечтает сыграть в рождественском спектакле, но чтобы понять почему, надобно самому получить роль в таком большом и прославленном театре, как «Брит». На три самых холодных в году месяца ты обеспечен работой. Ни гонки по концертным залам, ни поиска контрактов. Общаешься с актерами и танцовщицами, заводишь себе друзей. Своя гримерная, большая и теплая: предполагается, что ты переоденешься и нанесешь грим именно тут, а не ворвешься в служебную дверь театра впопыхах, уже в костюме, застегнув пуговицы в экипаже. Тебе дают готовый текст, и ты его произносишь, учат, как двигаться на сцене, и ты двигаешься, выдают чудеснейший костюм (мех, шелк, бархат — ничего подобного ты не держал в руках), и ты его надеваешь, а потом отдаешь обратно театральной костюмерше — ее дело следить за тем, чтобы он был целый и чистый. Такой веселой и доброжелательной публики ты еще не видел: любой твой бред встречают раскатами хохота, потому что наладились в Рождество хорошо повеселиться. Это как отдых от повседневной жизни, только тебе еще платят по двадцать фунтов в неделю — если тебе повезло так же, как повезло в тот раз нам.

«Золушка», в которую нас пригласили, была поставлена с особым блеском. Заглавную роль играла Долли Арнольд — красивое личико, голос, как у коноплянки, осиная талия (Долли славилась тем, что носила ожерелье вместо пояса). Было странно смотреть, как Китти на сцене крутила с ней роман, срывала поцелуй, когда стрелки часов приближались к полуночи, но еще удивительней было сознавать, что никто из зрителей не крикнет нам: «Розовые!», что, судя по их лицам, ничего подобного им даже не приходит в голову; они только радостно приветствовали под конец Принца и Золушку в свадебной карете, которую влекла шестерка миниатюрных лошадок.

Помимо Долли Арнольд выступали и другие звезды — на их выступления я ходила как платный зритель в «Кентерберийское варьете». Играя с ними на сцене, разговаривая как с равными, я чувствовала себя зеленой малолеткой. Прежде мне приходилось только петь и пританцовывать рядом с Китти, теперь нужно было исполнять роль: ходить по сцене со свитой охотников, спрашивать: «А где, господа, наш хозяин, принц Казимир?», шлепать себя по бедру, произносить жуткие каламбуры; с бархатной подушечкой опускаться на колени перед Золушкой и надевать стеклянную туфельку на ее миниатюрную ножку, а после удавшейся примерки приветствовать ее троекратным ликующим «ура», да так, чтобы публика подхватила. Если вам случалось бывать на рождественском спектакле в «Брите», вы знаете, какое это чудо. Сотню девушек наряжают в газ с золотой и серебряной бахромой, и они на движущейся проволоке пролетают над партером. На подмостках бьют фонтаны с разноцветной подсветкой. Долли в роли Золушки одевалась в золотой свадебный наряд с блестками на корсаже. На Китти были золотые панталоны, блестящая жилетка, треуголка; на мне — короткие штаны и жилет из бархата, тупоносые туфли с серебряными пряжками. Стоя рядом с Китти на сцене и видя фонтаны, парящих в воздухе фей, галопирующих лошадок, я едва верила, что не умерла по дороге в театр и не попала в рай. От пони, если они слишком долго жарились под лампами, исходит особый запах. Я обоняла его каждый вечер в «Брите», смешанным с обычными ароматами мюзик-холла: пылью и гримом, табаком и пивом. Даже сегодня, если ошеломить меня вопросом: «На что похож рай?», я отвечу, что там пахнет перегретым конским волосом, летают ангелы в газе и блестках, бьют алые и синие фонтаны…

Но Китти там, наверное, нет…