Сунь Вач Джин вновь замер с открытым ртом. Выглядел он настолько пораженным, что ничего не мог сказать, лишь разевал рот и закрывал его. Он взглядом прожигал Артема и служил немым укором человеческому предательству. И Артем над ним сжалился. Гремлун никогда не мог понять человеческий юмор. Он все принимал за правду и все сказанное воспринимал всерьез.
— Не плачь, Сунь, я пошутил.
— Сам ты сунь и высунь. Я говорил тебе, не уменьшай мое имя! Я Сунь Вач Джин! Потомок мастера совета гильдии… И прочее. Понял?
— Понял, Свад, прости.
Гремлун тут же успокоился. Он не мог долго сердиться, все сразу прощал и тут же забывал обиды.
Пока Артем одевался, гремлун с интересом наблюдал. Артем надел дедовы сапоги, потом мятую льняную рубашку, затем серую, из грубой шерсти юбку, сверху надел меховую, расшитую затейливым узором из цветных ниток безрукавку. Повертел в руках шерстяной платок, тоже с узором. Но понял, что без этого не обойтись. Вспомнив, как местные женщины его носят, повязал так же. Посмотрел на серьезного гремлуна и спросил:
— Ну как?
Свад поджал губы.
— Ну, немного покрасивее жены Страшилы. В дом с женщинами, которые продают себя за деньги, тебя бы взяли, но для погонщиков коров, не выше. Хе-хе. Бородатая женщина. Ну прям настоящая беднячка гремлунка, только переросток.
— Значит, сойдет, — решил Артем. — Ты, дух озера, найдешь меня сам. Не знаю, как ты это делаешь, но верю, что найдешь. Я пошел.
И Артем, немного путаясь в юбке, вышел из спальни, прошел мимо затухшего очага и выглянул за дверь. Уже рассвело. Детишки выгоняли коров на пастбища, перекрикивались бабы. Артем решил проверить, будут на него обращать внимание или нет. Не уходя в слияние с природой, выскользнул из дверей дома и направился к озеру. Но на его пути возле дома стояли два дикаря и о чем-то громко разговаривали. Артем резко отвернулся и зашагал на восток, где виднелись снежные шапки гор.
— Эй! — услышал он крик и пошел еще быстрее.
Когда услышал топот ног за спиной, он почти побежал. Завернул в кусты и вытащил нож.
— Хойнак, смотри, это дочь старого Хойвама, Хойсира.
— Ну да. А что?
— А!.. Ты же ничего не знаешь! Ее бросил муж и ушел к непутевой Хойнике, та слаба на передок и дает всем, кто ни попросит. И этот дурень у нее остался. Он, видите ли, любил Хойнуру, а ту отдали замуж в другое селение. Вот так вот. Он сначала со зла женился на дочери Хойвама, а потом бросил ее. А я помню, ты ухаживал за Хойсирой.
— Серьезно? Хойшан ее бросил?
— Ну, а я что тебе говорю! Бросил. Сейчас она живет с отцом. Вишь, как увидела нас, поняла, что мы о ней говорим, и дала деру. Тебя засмущалась.
— Да меня четыре месяца не было, на восточной на заставе дежурил. Не знал, что столько событий произошло.
— Да это что за событие? — небрежно бросил дикарь. — Подумаешь, мужик бабу бросил, тут такие дела творятся, брат…
— Подожди, Хойбулат, я сейчас, — перебил друга Хойнак. — С Хойсирой переговорю и вернусь.
Молодой дикарь поспешил за женщиной, а та увеличила шаг и почти побежала.
— Эй! — крикнул Хойнак. — Подожди!
Женщина, не оборачиваясь, нырнула в кусты.
«Поиграть хочешь», — подумал дикарь и, воровато оглядевшись, не увидит ли кто, как он нырнет в кусты следом за женщиной, и, убедившись, что посторонних глаз нет, полез в кустарник. Женщина стояла к нему спиной.
«Смотри как поправилась! — удивился дикарь. — И плечи какие наработала, нелегко ей, бедняжке…»
— Хойсира, — тихо позвал он, — это я, Хойнак. — Он подошел и обнял женщину за плечи.
Женщина напряглась и обернулась. Хойнак на мгновение потерял дар речи. На него, скалясь, смотрел мужчина с небольшой неопрятной бородой. Не успел он что-либо предпринять, как нож вошел ему в живот.
— Хойсира… — прошептал дикарь и стал медленно опускаться на землю.
Хойбулат ждал-ждал друга и, не дождавшись, пошел за ним. Вышел за пределы поселка и стал осматриваться. На выгоне увидел девочку, пасшую козу, и спросил:
— Красавица, ты не видела тут Хойнака?
— Видела, — хихикнула та. — Он в кусты спрятался, вслед за теткой Хойсирой.
— Правда, что ли?
— Правда, — засмеялась та. — Любятся там небось. — И снова захихикала.
— Хойнак, вылезай, нам идти нужно, — недовольно позвал он друга, но тот молчал.
Позвав Хойнака еще несколько раз, дикарь полез в кусты. Раздвинул их и увидел лежащего на траве в луже крови друга.
— Хойнак! Что с тобой? — Он подбежал и по остекленевшим глазам сразу понял, что тот мертв. Дико вскрикнув, он оглядел кусты. Но рядом больше никого не было.
«Она что, с ума сошла? Как можно! За что? Тварь!» — метались мысли у него в голове. Он подхватил товарища и, почти плача, потащил его из кустов. Вытащил на свободное пространство и положил на утоптанную землю. Сел рядом и стал вытирать слезы. Хойнак вдруг открыл глаза и уставился на дикаря.
— Хойнак, дружище! Ты живой! — обрадованно воскликнул дикарь, и в тот же миг Хойнак вцепился в друга руками и, притянув его к себе, впился зубами в шею.
Дикарь истошно закричал и стал отбиваться, но оживший Хойнак вырвал кусок мяса из его шеи и, задрав голову, стал с мычанием жадно есть.