Итак, генерал-лейтенант Р. Ф. фон Унгерн-Штернберг возвращается со своим войском в Россию. Часы его судьбы начинают вести уже обратный отсчет. За несколько дней дивизия барона проходит более 200 верст. Красноармейские гарнизоны отходят в глубь страны почти без сопротивления. Дивизия проходит через крупные поселения, казачьи станицы. Унгерновцы идут парадным строем, с развернутыми знаменами и песнями: «Марш вперед, друзья в поход… К вам бароновцы идут, наливайте чары…» Репрессиям подвергались только комиссары и ответственные советские работники. По заведенному Унгерном порядку в селениях размещались только комендантская команда и интендантство. Строевым чинам, в том числе и офицерам, строго запрещалось даже заходить в крестьянские и казачьи дома. «Но изредка, под благовидным предлогом, офицеру можно было проникнуть за запретные стены частных жилищ, конечно, с известным риском нарваться на самого «дедушку» — барона», — отмечает H.H. Князев. Во время одного из таких визитов в казачий дом Князеву удалось разговориться с пожилым казаком на военные и политические темы. По словам Князева, казаки в ходе беседы изложили ему «любопытный взгляд на советскую власть»: о ней они говорили без особого энтузиазма, но свои главные надежды связывали с возвращением… свободы торговли! «С остальными особенностями строя они были готовы тогда мириться» — сделал Князев свой вывод. «Жители довольно радушно угощали… (ведь мы расплачивались полноценной валютой!), но вели себя подчеркнуто-осторожно. Чувствовалось, что они до ужаса боятся и нас, и последствий нашего визита» — еще одно впечатление от встречи с затерроризированными забайкальцами.
В ночь на 29 июля Азиатская конная дивизия подходит к деревне Ново-Дмитриевке, лежащей на речке Иро. В деревне расположилась 109-я дружина особого назначения (ДОН). Еще не поднимался туман от земли, когда унгерновцы со всех сторон обрушились на красных. Никакого боя фактически не было: большинство «доновцев» предпочли сдаться на милость победителей. Пытавшиеся бежать коммунисты и комиссары пали под ударами сабель. В это время Унгерну донесли, что с севера к деревне движется большой отряд красных, не менее 100 бойцов, усиленный артиллерийским дивизионом из 8 орудий. Это был Иркутский комендантский батальон — отлично экипированная и подготовленная красная часть. Артиллеристы унгерновцев еще до начала боя успели затащить два орудия на одну из ближайших сопок и открыли огонь прямой наводкой по позиции красных. Красноармейцы понесли большие потери от шрапнельного огня и скоро утратили способность сопротивляться. Окончательно добила Иркутский батальон атака монгольской конницы во главе с Бишерельту-гуном: не выдержав их атаки, красные стали отходить по склонам сопок на север, но были отрезаны силами 1-го Конного полка… Пленные были выстроены в две шеренги. «Генерал Унгерн обходил пленных, со многими милостиво разговаривал, — вспоминал подполковник Торновский. — Человек 25–30 из числа желающих принял на службу в Азиатскую конную дивизию, остальным приказал похоронить убитых красноармейцев, а раненых взять с собой и с миром идти по домам». Сколько из этой тридцатки пленных, перешедших на сторону Унгерна, было чекистов и провокаторов? Вопрос риторический — ответа на него мы никогда не узнаем. Но то, что агенты красных внедрились в дивизию Унгерна, показал дальнейший ход событий.