Барон Унгерн. Даурский крестоносец или буддист с мечом

«Я был бы очень удивлен, если бы оказалось, что генерал Резухин не мечтал в тот момент об уходе в Маньчжурию…» — замечает Князев. Однако в Маньчжурию Унгерн не собирался. О том, почему для Унгерна был неприемлем поход в Маньчжурию и куда он собирался двигаться на самом деле, свидетельствует один из самых объективных и взвешенных источников — Д. П. Першин: «В сторону Маньчжурии на восток барон Унгерн ввиду расхождения и разногласия с атаманом Семеновым не пойдет, кроме того, у него в Маньчжурии не имелось влиятельных связей, что было видно из того, что, когда в бытность его в Урге он бился как «рыба об лед», ища патронов и предметы военного снаряжения, из Маньчжурии даже обещания снабдить его таковым не получил. При личном докладе автора записок (т. е. самого Першина. — А. Ж.)

на предложение его обратиться в Маньчжурию за тем или другим, барон только безнадежно махнул рукой и ничего не ответил». Исходя из нескольких бесед с бароном Унгерном, Дмитрий Першин, человек умный и проницательный, представлял себе действия барона следующим образом: «После кяхтинской неудачи у барона была главная мысль пробраться как-нибудь через Урянхайский край в Среднюю Сибирь, т. е. Минусинский край, в русскую гущу Енисейской губернии, а затем оттуда в Западную Сибирь, чтобы среди сибирского крестьянства поднять антибольшевикское (гак в тексте. —

А. Ж.)

движение, но эта затея барона ясно показывала, что он совершенно не знал о том, что творилось в Сибири, где большевики уже укрепили свои позиции и стояли полной ногой». Можно было предположить, что после похода в Забайкалье Унгерн разочаровался в своих надеждах на массовое народное выступление, однако именно в июле-августе 1921 года в Горном Алтае и на Чуйском тракте весьма успешно действовал отряд есаула Кайгородова. Из числа местных крестьян ему даже удалось создать «1-й повстанческий лесной полк». К Кайгородову присоединился белопартизанский отряд Чегуракова. «Партизанско-повстанческое движение против коммунистов охватило районы Чуйского тракта и верховья рек Чарыш и Песчаная». В этих краях действовали и белоповстанческий отряд енисейских казаков под началом есаула Казанцева, остатки Оренбургского корпуса Бакича и Народной дивизии Токарева. Восстание то затухало, то снова разгоралось, но окончательно было подавлено лишь в самом конце декабря 1921 года. Отряд Кайгородова перезимовал в ущелье реки Аргут, вырыв для спасения от морозов землянки, и весной 1922 года возобновил вооруженную борьбу с коммунистами. Так что в августе 1921 года ситуация на западном направлении отнюдь не представлялась безнадежной.

О желании барона уйти на зимовку в Урянхайский край пишут и другие авторы, непосредственные участники трагических боев августа 1921 года. «По мере того как Унгерн уклонился на запад, по дивизии поползли слухи, что им принято решение уходить в Урянхайский край на зимовку… Можно честно сказать, что весть об урянхайских дебрях была принята с чувством крайней тревоги, в силу простого самосохранения… Никто не ожидал ничего утешительного от похода в тот край. Барон остро интересовался вопросом, пойдут ли за ним в Урянхай. Он спрашивал об этом нескольких офицеров и получал самые бодрые ответы…» — описывал августовские дни 1921 года поручик H.H. Князев. А вот свидетельство М. Г. Торновского, оказавшегося в те дни в составе бригады генерала Резухина: «… примерно 8 или 9 августа стало точно известно, что дивизия идет в Урянхайский край. Такая весть была принята всеми чинами дивизии с большой тревогой. Все понимали, что, уходя в Урянхай, они будут обречены на гибель». Давайте здесь остановимся и подумаем: почему все были уверены в предстоящей собственной гибели? Смогли же бойцы отряда Кайгородова перезимовать в глухой тайге? Очевидно, истина кроется в другом: подавляющее большинство чинов Азиатской дивизии разуверилось в успешности борьбы с большевизмом и не разделяло амбиций барона на продолжение войны. Во всяком случае, в данный, конкретный момент. Все также понимали, что «дедушка» от своего не отступится — он будет воевать с коммунистами до конца, пока не найдет свою смерть или… Или не победит их! Но в такой исход событий, похоже, не верил никто. Бессмысленно (как казалось господам офицерам — именно они были движущей силой брожения) погибать под красными пулями и шашками также никто не хотел. Война забрала у людей все силы, а фанатизма и убежденности барона Унгерна у них, увы, не оказалось. Они не готовы были идти с бароном ни в Урянхай, ни в Тибет, ни куда бы то ни было — только в Маньчжурию, на восток, где ждали отдых, чистые постели, женщины…