Нередко генерал Унгерн пускал в ход свой ташур даже против сотрудников своего штаба. Большинство офицеров знали об этом и совсем не стремились попасть на службу в штаб дивизии. Однажды Унгерн предложил вакантную должность хорошо зарекомендовавшему себя в боях полковнику Парыгину. «Идите ко мне начальником штаба, — предложил барон. — Не думайте, что я бью всех начальников штаба. Вас я бить не буду». «Да я и не позволю», — возразил ему Парыгин. Характерным жестом барон вскинул голову и пристально посмотрел на полковника. «Вот вы какой? А я и не знал».[17]
Барон Унгерн еще со времен военного училища помнил слова Тацита, сказанные римским историком о древних германцах: «Постыдно дружине не уподобляться доблестью своему вождю. Выйти живым из боя, в котором пал вождь, — бесчестье и позор на всю жизнь. Защищать вождя, оберегать, совершать доблестные деяния, помышляя только о его славе, — первейшая их обязанность: вожди сражаются ради победы, дружинники — за своего вождя». Много позже, во время предварительных допросов у красных и на заседаниях Ревтрибунала, Унгерн неоднократно будет возвращаться к данному высказыванию. «Войско должно воевать не за какие-то выдуманные в последние 30 лет идеи, а по приказу монарха», — говорил барон, по-своему переформулировав слова Тацита. С точки зрения средневекового сознания, средневековой воинской этики рыцарь, не оказавший помощи своему сюзерену, покинувший его в минуту опасности, утрачивал свое право называться «благородным человеком». Потомок тевтонских рыцарей, Унгерн прекрасно знал правила рыцарских орденов. За особые проявления трусости полагалась смерть; менее серьезные ее проявления могли повлечь за собой утрату общественного положения и герба. Предательство своего сюзерена с первых дней существования рыцарства считалось самым тяжким преступлением для любого воина. За предательство рыцаря могли подвергнуть любым унижениям и разжалованиям, включая лишение всех знаков отличия, всех почестей и привилегий, которые давало само звание рыцаря, шевалье, благородного человека. «Процедура эта была поистине ужасна», — пишет современный английский исследователь рыцарских традиций Морис Кин. Был разработан целый церемониал, посвященный ритуальному унижению рыцаря-предателя: вначале герольд зачитывал вслух провинившемуся указ магистра об исключении из ордена, согласно которому он лишался всех привилегий и почестей; а для того, чтобы показать всем, что отныне виновный в предательстве, по сути дела, превращался в полное ничтожество, человек, стоящий с ним рядом, давал ему в знак презрения оглушительную пощечину. Можно сказать, что с определенными поправками на время и место действия, барон Унгерн вполне точно исполнял правила средневекового церемониала. Один из офицеров, служивших в дивизии Унгерна, уже в 1934 году, находясь в эмиграции, вспоминал, что считал барон за первейшую обязанность русского офицера: «Он постоянно напоминал своим подчиненным, что после революции гг. офицеры не должны помышлять об отдыхе и еще меньше того — об удовольствиях, взамен того каждый офицер должен иметь одну непрестанную заботу — с честью сложить голову, и лишь смерть одна избавляет офицера от долга борьбы с коммунистами. Такова была бескомпромиссная формула барона, в которой заключалась вся его послереволюционная житейская философия».