— Да, вот именно, Коко. Какая разница, какого она размера, главное — править. Иди-ка сюда.
Армрестлинг. То, что раньше нас объединяло, теперь приводило меня в ужас. Я делал вид, будто скриплю зубами, сопротивляюсь, выбиваюсь из сил. Моя рука падала на стол. Верил ли он? Или только притворялся? Почему теперь победа вызывала у него лишь бледную улыбку?
За этими краткими просветлениями следовали периоды спада, когда я превращался для него в невидимку. Я надеялся, что эсперанто поможет раздуть угасающие угольки его памяти.
—
Ничего. Он только глупо улыбался в ответ, свесив губу.
— Я твой главнокомандующий, твой Коко! — упорствовал я, не желая смириться.
— Вы ошибаетесь, молодой человек. Я не император, и у меня никогда не было главнокомандующего.
Я шел за портретом Рокки.
— А Рокки, дедушка? Боксер, который дал тебе все.
В моменты помутнения ума только фотография Рокки вроде бы помогала ему высвободиться из паутины, в которой он бился. Он так нежно улыбался, гладя кончиками пальцев блестящее от пота лицо Рокки, что глаза у меня наполнялись слезами. Не то чтобы он его узнавал, скорее пытался понять, к какой части его жизни имеет отношение этот человек. Потом, вздохнув, опускал руки.
— Не забудьте перед уходом забрать вашего пса. У меня аллергия на собачью шерсть.
Я был генералом без императора. Однажды, пав духом и почти отчаявшись, я решил открыть баночку с песком. Наполеон с удивлением посмотрел на меня:
— Вы называете себя генералом, и это само по себе довольно странно, но у вас вдобавок имеются мании. Вы правда хотите, чтобы я понюхал этот песок?
— Да, мой император.
— Надеюсь, вы не заставите меня нюхать еще и какашки?
Он понюхал, закрыв глаза. Запахи прошлого, видимо, пробили дорогу в тумане его памяти.
— Да, точно, это мне что-то напоминает. Не знаю точно что, но… Можно я еще попробую?
Я кивнул.
— Да, такой приятный запах.
— Песок с пляжа Жозефины. Ты не помнишь? Маленький пляж… Мой император…
— Прекратите называть меня этим смешным словом. Разве я похож на императора? Кстати, я все думаю: а что вы вообще здесь делаете? Между тем мне кажется, что я вас где-то встречал. Или вы немного похожи на человека, которого я где-то встречал.
Как-то ночью зазвонил телефон. Это был старший смены на бензоколонке в Эвре. Наполеон залил полный бак дизеля, и его “пежо” это не понравилось. К счастью, отец украдкой сунул записку с номером нашего телефона в бардачок машины.
— Эвре? — удивлялся отец, одеваясь. — Провались все пропадом! Почему опять Нормандия? Может, ты знаешь, Леонар?
— Нет, папа, не знаю.
— Там есть боксерский зал, в Эвре?
Хорошо хоть, что среди всего этого безумия по-прежнему шла в обычное время “Игра на тысячу евро”. Я получил у родителей разрешение не оставаться на обед в школе и проводить с Наполеоном эти пятнадцать минут спокойствия и надежды. Благословенные четверть часа, когда он был в боевой готовности — остроумный, предельно сосредоточенный, в полной памяти.
— Синий вопрос, — объявил ведущий. — Будьте внимательны. Одна из дочерей Виктора Гюго сошла с ума. Как ее звали?
Два игрока что-то забормотали, несколько секунд собираясь с мыслями.
— Гюго! — сказал один.
— Нет, нужна не фамилия, а имя.
— А, ну это трудно!
Снова послышалось бормотание: бу-бу-бу, бу-бу-бу… Нет, может… Наверное, так!
— Мы попробуем: Викторина!
— Нет, — отрезал ведущий.
— А! Тогда, может, Гюгетта?
— Нет.
— Марселина?
— Что же это такое? — возмутился Наполеон. — Адель.
— Ты уверен? — с сомнением спросил я.
— Абсолютно уверен. Он не выигрыша заслуживает, а хорошего пинка под зад! Они все просто обалдели. Обалдели от Адели. Ха-ха-ха! Ты понял, Коко?
— Да, очень смешно!
Откуда он знал про дочь Виктора Гюго? Ведь я никогда не видел, чтобы он открыл хоть одну книгу. Но он не сомневался, не раздумывал, отвечал на вопросы сразу:
— Столица Монголии? Пустяк! Улан-Батор. В каком фильме Гэри Купер играл Линка Джонса? Разумеется, “Человек с Запада”! В пятьдесят восьмом. Они нас, похоже, за дебилов принимают. Что такое астерия? Морская звезда, недотепа, это все знают.
Выключив радио, я словно выключил сознание моего императора. Как будто только голос безликого ведущего и выкрики просвещенной публики в студии могли удержать его в нашем мире.
— Хватит играть, — говорил он. — Впереди серьезные дела.
Что он хотел этим сказать?
Наступало время возвращаться в школу, оставлять его в обществе Басты, лицом к лицу с ненасытным врагом.
Я затворял за собой дверь.
После нашего возвращения от Жозефины я отдал Александру шапку и мамин рисунок. Он почти не удивился, что его головной убор стал как новый, и просто водрузил его на голову, зато на рисунок смотрел очень долго, а потом аккуратно положил его в портфель.