Баррикады на Пресне. Повесть о Зиновии Литвине-Седом

Через несколько дней Катенька снова заглянула в мастерскую, сопровождая подругу, долговязую девицу, принесшую в починку что-то из кухонной утвари. А еще через несколько дней вместе с хозяином заявилась в мастерскую и хозяйка, Дарья Степановна, и пригласила Зиновия завтра, в воскресный день, пожаловать к ним после обедни.

На столе оказались не только обещанные пироги, но и прочая снедь и закусь. Не было за столом только хозяйской дочки, которая, как сказала Дарья Степановна, гостевала у своей подруги.

И тогда только Зиновий понял, что позвали его в гости неспроста, а чтобы основательнее с ним познакомиться, разобраться, что он за человек, потому как связаны с ним какие-то серьезные семейные надежды.

И еще понял Зиновий, что нечего обманывать самого себя, не за пирогами и не за хозяйской приязнью примел он сюда, как пытался себя уверить, а пришел единственно в надежде увидеть быстроглазую Катеньку, услышать ее звонкий голосок, обменяться с ней взглядом, перекинуться словом…

Так вот и прояснилась для Зиновия обстановка и с лица, и с изнанки…

10

Первый раз в жизни Зиновий был напуган, больше того, повергнут в смятение.

«По следу Ефима направился!» — клеймил себя он сам, отлично понимая, что несправедлив к себе.

Ефим на богатство позарился, молодость свою продал за сытую, обеспеченную жизнь, а тут не в корысти дело. Оба молоды, потянуло друг к другу, что в этом постыдного?

А Мария? Светлые мечты и надежды? Вот, только что мечты… Промелькнула мечта и исчезла… и нет ее… и ничего не было, и никогда не будет…

И здесь ничего не будет… Нет у него права на спокойную и безмятежную жизнь. Да и тошно ему от этой безмятежной жизни. Тягостно, что проходит день за днем без настоящего дела. Нет, он сам выбрал себе дорогу. И с этой дороги ему не свернуть… А тянуть за собой эту ясноглазую девочку… сломать жизнь ей, всей их семье… Нет, о такой подлости даже и помыслить стыдно…

Твердо решил, окончательно. Но как представил, что надо уходить, да что там уходить, бежать надо! Бежать и прятаться от этих простых, хороших людей, доверчиво встретивших его, как родного… как подумал только об этом, тошно и горько стало, глаза бы не глядели на белый свет…

Помощь пришла со стороны, откуда и не ждал.

Вызвали в канцелярию коломенского исправника и приказали в двадцать четыре часа покинуть Коломну. И вручили предписание следовать в город Калугу.

Что? Почему? Неизвестно. И только получив некоторую мзду, писарь приоткрыл завесу. На казенном Коломенском заводе прошли по цехам противозаконные сборища. И приказано было всех состоящих под гласным надзором полиции выслать из города.

Так началась для Зиновия Литвина полоса скитаний, о которой значительно позднее сам он так написал в своей автобиографии;

«Начался надзор полиции. Коломна, затем Калуга, затем Тамбов и дальше, а затем полулегально работаю в Москве у Густава Листа… Перебрался в Петербург, и, о ужас, большинство моих приятелей… стали кто экономистами, кто зубатовцами. Ухо пришлось держать востро. Устраиваюсь на работу у Путилова… И пошли кружки и… затем тюрьма. Меня посадили в Петропавловку, две недели спустя перевели в Кресты и оттуда в предварилку. Почти год тянулась эта отсидка… Как больной, благодаря хлопотам «невест», отправлен в Тифлис под надзор полиции. Там были туляки, инженер Рябинин и М.И. Калинин, работавший токарем в железнодорожных мастерских.

Одновременно с моим прибытием в Тифлисе появилась нелегальная литература, и «Рабочая мысль», и кое-что другое, были арестованы многие поднадзорные, М.И. Калинин и я. Просидели около пяти месяцев в Метехи. Выслали в Тамбов, а оттуда на родину, где оказалось предписание сдать в солдаты и направить в Туркестан, в распоряжение генерал-губернатора, который отправляет в Термез, в крепость, в стрелки».

Глава девятая СОЛДАТЧИНА

1

— Как стоишь, чучело! Брюхо подбери! — рявкнул унтер и рванулся было к Зиновию.

Не миновать бы увесистой зуботычины, не вступись случившийся на плацу молоденький подпоручик.

— Он же болен, — сказал подпоручик унтеру. — Неужели не видишь, едва на ногах стоит.

— Все они больны, когда с них службу требуют, — с сердцем возразил унтер. — А когда бунтовать супротив власти, они не больны!

— Отправь его в лазарет. Немедленно! — приказал подпоручик.

— Зря вы, ваше благородие, всякой сволочи потачку даете, — еще более сердито возразил унтер.

— Почему солдата, боевого товарища своего, обзываешь сволочью? — строго спросил подпоручик.

— Потому как есть зараза! — убежденно ответил унтер. — Вы, ваше благородие, спросите писаря, он вам расскажет, в каких только тюрьмах не содержался…

Подпоручик несколько смутился, но все же оставил за собою последнее слово:

— Все равно. Какие бы вины за ним ни значились, если доверено оружие, он уже не бунтовщик, а солдат. Понял? А сейчас отправь его в лазарет.

— Марш в казарму! — приказал унтер Зиновию, застывшему по команде «смирно». — Оружие почисть, сдай отделенному!