Баррикады на Пресне. Повесть о Зиновии Литвине-Седом

Сложнее было с подпоручиком Стебловым. Молодой офицер не только не притеснял новобранца, но даже старался оградить от злобной ретивости взводного. Это насторожило Зиновия. Требовалось и тут отыскать четкую, оправданную обстоятельствами линию поведения. Надежнее всего было бы прикинуться недалеким простаком и держать себя, как того требует военная дисциплина в обращении между солдатом и офицером.

Так он себя и держал, не отступая ни на йоту от избранной линии поведения. Не отступил даже и после того, как подпоручик Стеблов, можно сказать, спас его от злобных преследований унтера.

Зиновий хорошо помнил, что после продолжавшейся почти час строевой муштры на пыльном плацу под палящим солнцем силы его, подточенные недавно перенесенной лихорадкой, были на исходе. Он чувствовал: еще несколько минут, и он ткнется лицом в горячий песок или… за какой-то миг до этого, сделав последний выпад, проткнет штыком своего мучителя…

Подпоручик Стеблов действительно его спас. И Зиновий понимал, как обидно было тому вместо естественной человеческой признательности наткнуться на деревянные казенные слова…

Нелегко было Зиновию произносить их. Но что делать, как иначе защитить себя, если человек остался один?

3

На свое счастье, Зиновий ошибался. Отыскались настоящие люди и на этой богом забытой окраине.

Вскоре после того, как ушел подпоручик Стеблов, в палате появился бригадный врач — пожилой уже человек с обильной сединой в волосах и коротко подстриженной бороде — в сопровождении дежурного санитара.

— Кто из врачей осматривал больного? — спросил бригадный врач у санитара.

— Не осматривали. Дежурили Сергей Петрович. Не успели осмотреть. Генерал прислали за ними коляску. К себе на квартиру вызвали.

Старый врач недовольно поморщился. Надо полагать, у госпожи генеральши опять разыгралась мигрень…

— Меня зовут Алексей Федорович, — сказал бригадный врач Зиновию. — А вас как звать-величать?

— Рядовой саперной полуроты Зиновий Литвин, ваше высокоблагородие! — отчеканил Зиновий.

Алексей Федорович замахал руками:

— Отставить, отставить. Какое там высокоблагородие… Я врач… и пришел к больному…

Он отпустил санитара и присел на табуретку у изголовья койки, на которой лежал Зиновий.

— На что жалуетесь?

— Недавно перенес малярию, ваше…

— Ни-ни! — погрозил пальцем врач. — Пока пребываете на этой койке, я для вас Алексей Федорович… Надеюсь, и в дальнейшем тоже… О малярии вашей мне известно. Сейчас на что жалуетесь?

— Право, не на что жаловаться… Алексей Федорович. Только что силенок маловато… Вот и не угодил унтеру.

— Снимите рубаху, — попросил Алексей Федорович.

Вынул из кармана халата черную трубку с раструбами на обоих концах, прослушал и с груди, и со спины, потом также простукал, проверил пульс, заставил показать язык.

— На отца с матерью вам грех жаловаться, молодой человек, — с видимым удовольствием отметил Алексей Федорович. — А вот силенок вам надо поднабраться. Солдатская служба силенки требует. Поэтому мы определим вам… — Он подумал минуту-другую и закончил: — Определим вам порок сердца. Не пугайтесь, не смертельно. Но полежать придется недельку-другую… А там видно будет.

Уж так хотелось Зиновию от всего сердца поблагодарить старого врача, протянувшего ему руку помощи, но надо было и ему самому без осечек исполнять свою роль.

— Есть приказано полежать, ваше высокоблагородие, — послушно ответил он.

На сей раз Алексей Федорович не попенял ему на официальное обращение. Он вписал диагноз в лазаретную книгу и сказал дежурному санитару, как пользовать больного.

На следующий вечер бригадный врач снова зашел проведать больного солдата.

Обстоятельно осматривать не стал, ограничился тем, что прослушал пульс, после чего улыбнулся и неожиданно для Зиновия спросил:

— Вас не удивила моя снисходительность?

— Благодарен вам по гроб жизни! — взволнованно воскликнул Зиновий.

— Благодарность — достойное чувство, — сказал Алексей Федорович. — Но здесь забудьте о словах благодарности, чтобы они не вырвались у вас при чужих ушах… К тому же, — добавил старый врач после недолгого молчания, — благодарить вам надо не столько меня, сколько моего сына…

— Вашего сына? — не понял Зиновий.

— Помогая вам, я думал о том, что, может быть, кто-нибудь так же вот при случае поможет моему сыну…

— Ваш сын тоже в солдатах?

— Вам я могу сказать. Он там, где не так давно были и вы. Мой сын — в тюрьме.

Кроме Алексея Федоровича в гарнизоне служили еще два молодых врача. Оба, как сообщил Зиновию санитар, убиравший палату, «из университетских». Алексей Федорович сказал Зиновию, что обоим его молодым коллегам он может довериться, так же как и ему самому.

— Сами понимаете, — добавил старый врач, — если бы не так, то как бы смог я отыскать у вас порок сердца?

4

Зиновия как особо тяжелого больного так и оставили одного в палате. Опасное его состояние подтверждалось тем, что кроме дневных обходов каждый вечер к нему наведывался кто-либо из врачей. Чаще других приходил Сергей Петрович, из троих самый молодой — едва ли не ровесник Зиновия.