Барсук

Юнас поднял влажную газету и, наморщив лоб, попробовал прочесть заголовки.

— Они собираются выпустить книгу! — выпалила Сесилия, пока темные глаза Юнаса бегали по тексту. — Это же, черт побери, скандал!

Юнас сложил газету и сказал, приподняв бровь:

— Ох, что-то будет.

— Это все, что ты можешь сказать? Да, что-то будет! Об этом и по телевизору говорили сегодня.

Юнас рассмеялся.

— Зато честно, Сесилия.

— Если кто-то передал информацию из расследования, я лично убью причастных.

— Думаю, до такого не дойдет. Послушай, это детектив. Должно быть, какой-то жаждущий известности автор пытается создать себе дешевый пиар.

— Фантазии мертвого мужчины, если верить тому, что написано, — сказала Сесилия, показывая на газету. — Издательство подало заявление на признание писателя умершим, чтобы иметь право посмертно издать книгу. Что не так с людьми?

— Ян Апельгрен, — сказал Юнас. — Я помню, когда он исчез. Это несколько дней мелькало в новостях. Однажды они вместе с женой просто загадочно испарились. Их не смогли найти, несмотря на недели поисков. Как сквозь землю провалились. Я, кстати, думал, что его уже давно признали умершим.

Сесилия придвинула стул и села рядом с Юнасом.

— Ведь неважно, кто написал, — сказала она, убирая прядь за ухо. — Я так жутко злюсь, когда вижу, как газеты спекулируют на нашем деле. Все это не улучшает ситуацию.

— Да, я согласен. — Юнас поднял глаза от газеты и взглянул на Сесилию. — Но твоя злость тоже не способствует улучшению ситуации.

Сесилия откинулась назад и уставилась в потолок.

— Ты прав. Просто я ненавижу прессу! Всех этих любопытных репортеров, которые думают, что мы что-то скрываем. Боже, они теперь будут задавать еще больше вопросов!

— Не нервничай. Никто не может быть таким хладнокровным, как ты, перед всеми этими микрофонами, ты же знаешь.

— Спасибо, Юнас, — сказала Сесилия и взглянула на него с теплой, мимолетной улыбкой. — Ты добр ко мне. Но что нам делать? Мы же не можем им просто дать выпустить эту хрень.

Юнас глубоко вздохнул.

— Можем. Как раз это мы и сделаем. Просто дадим им выпустить эту хрень. Ничего не будем делать. — Он спокойно и методично сложил газету и отложил ее в сторону.

Глаза Сесилии сверкнули.

— Ты шутишь или как?

— Нет. Я расстроен, что вынужден напоминать тебе, но в этой стране у нас свобода слова. Мы не можем запрещать людям выдумывать истории, да и не должны пытаться.

— А что если они помешают расследованию?

Юнас засмеялся.

— Гарантирую, это единственное, что они точно не смогут сделать. Да у нас не то чтобы много зацепок.

— Ага, — вздохнула Сесилия. — Я знаю. Все безнадежно. А кофе здесь есть?

— Вон там возьми, — он показал в коридор, в котором из кухни виднелась черная кофемашина.

— Я уверена, мы что-то упускаем. — Она печально покачала головой. — Что ускользает от нас, Юнас?

— Может, стоит прочитать книгу? — засмеялся он. — Что-нибудь она нам даст.

Сесилия показала Юнасу средний палец и ушла за кофе. Она кипела от ярости. Никакой гребаный автор не раскроет дело до нее! Тем более тот, кто пропадал все время, пока длилась вся белиберда.

Пора, наконец, признать его умершим. Живущие чувствуют себя плохо, когда мертвые отказываются оставаться в земле.

Мертвые должны лежать тихо, чтобы можно было произвести вскрытие по всем правилам.

24

Она подтолкнула меня вернуться к писательству. Я все больше и больше часов проводил в подвале, наедине с компьютером и попытками творить. А она проводила все больше времени на работе или с друзьями — без меня.

Вторник, 19 апреля

Анника провела пальцами по грубому бетону. Он холодил кончики пальцев, царапал под ногтями, отчего у нее по спине пробегала дрожь. В промозглой и влажной темноте стены были ее единственными ориентирами. Комок застрял в горле, как удушающий резиновый мяч.

— Мама! — раздался слабеющий крик в плотной тьме вдали.

Анника сделала шаг вперед, передвинула руки и шагнула еще раз. Она продвигалась вперед, шаг за шагом. Медленно и осторожно.

— Я иду, — сказала она.

Она чувствовала, как по стене распространяются вибрации. Что-то ритмично стучало с обратной стороны. Бетон дрожал от ударов, эхо которых попадало в такт с ударами ее сердца. Она отдернула руку и отошла назад. Без опоры на стену вокруг нее оставался только пустой мрак, как будто плывешь в черном лесном озере. Помедлив пару секунд, она снова положила руки на стену и медленно продолжила идти вглубь, без оглядки на грохотание из-за стены.

Назойливый скрежет пронзил ее насквозь. От звука волосы встали дыбом. Он раздавался снаружи. Она знала, что это. Ножи о стену. Когти. Зло. Снова послышался слабеющий крик. Анника услышала торопливые шаги по шатким доскам. Шум чего-то падающего и снова крик.

— Стой! — закричала Анника. — Я иду! — Ей хотелось побежать, но приходилось и дальше двигаться так же убийственно медленно, чтобы не столкнуться со стеной.