Башни

– Почему? – так же тихо спросила Даша.

– Потому что больше некуда. – Валентин отвернулся, приставил ко лбу ладонь козырьком, чтобы не мешало солнце, и снова уставился на далекую башню.

Подзабытая было тишина вновь охватила всё вокруг. Ни движения, ни звука.

– Как в церкви, – осторожно нарушила ее через некоторое время Даша. – Помолиться, что ли?

– А это не помешает, – согласился Валентин, убирая ото лба ладонь и поворачиваясь к спутникам. – Хотя и не поможет тоже.

– Поможет, – не согласилась молодая женщина. – Мне всегда помогало.

Валентин не стал возражать.

Домотканов и слушал и не слушал разговор, словно был занят чем-то более важным. Рассеянный взгляд соскользнул с далекой башни и остановился под стеной той, на которой они стояли. Примяв высокую траву, внизу лежал крупный зверь. Светло-серая пышная шкура с темными пятнами, широкие лапы, голова с раскрытой, вероятно, в предсмертном рыке, пастью, ухо с кисточкой. Клыки, будто дождавшись момента, отбросили отраженный от низкого солнца свет прямо в глаза Домотканову – золотой, яркий, ярче самого солнца. Домотканов не удивился этим золотым мертвым клыкам, в памяти лишь проступил, озаренный их золотом, образ белого коня с чугунными копытами, тоже мертвого. Не говоря ни слова об увиденном, Домотканов медленно повернулся к товарищам и, будто к слову, поинтересовался:

– Даша, а у тебя, случайно, нет телефона?

Даша машинально хлопнула себя по карману брюк, но потом, опомнившись, быстро ответила:

– Нет. Когда выходила из дому, было не до него.

– Как и мне, – мягко, словно извиняясь, ответил Домотканов. – Как и…

– Надо бы побыстрей собрать веток для костра, пока не стемнело, – прервал их Валентин.

– Да, конечно, – согласился Домотканов.

Даша не сказала ничего, а лишь первой двинулась к распахнутому люку, у которого было две крышки: одна решетчатая, чугунная, вторая плотная, деревянная.

8

Яблоневая роща, или сад, начиналась шагах в тридцати за башней и тянулась, на удивление, далеко, точно лес. Кому тут столько яблок? Домотканов дотронулся до одного из них: продолговатого, матово-зеленого. Оно елочной игрушкой закачалось на ветке. А каковы на вкус по сравнению с нашими? Конечно, еще вкусней, – без малейшего сомнения решил он. Но всему свое время: сначала дрова, а потом ужин, чтобы не собирать и ломать колючие сухие ветки в потемках.

С объемистой охапкой сучьев Домотканов вернулся ко входу в башню, у которого лежали их сваленные на траву вещи, и положил рядом дрова. Затем пошел собирать новую. На полпути к опушке он встретил Валентина с охапкой дров. Тот стоял и смотрел под стену, где лежал мертвый зверь. Переглянувшись друг с другом, они пошли каждый своей дорогой.

Потом был ужин из Дашиных яблок. Валентин раскатал пальто, ссыпал в сторону свои помятые, начинавшие темнеть яблоки и переложил на него с травы красивые Дашины. Усевшись вокруг, словно возле стола, они принялись за еду.

Эта тишина подстерегала всегда и повсюду. От нее убегали словами, смехом, движением, но с некоторых пор уже не могли до конца убежать. Как задний фон, она постоянно стояла в ушах, будто без умолку о чем-то спрашивала, вмешиваясь в любой разговор, в любой жест. От этого становилось не по себе. Но ничего сделать было нельзя. Нельзя же, в самом деле, заставить зашуметь эти листья, заскрипеть стволы с ветками, обрушить с чистого неба дождь, зажечь молнию и раскатить по холмам гром. Они здесь не хозяева. Спасибо, что солнце, хоть и незаметно для глаза, но двигается. А то бы без этого совсем было плохо, как, например, сейчас, после того, как его не стало. Быстрей наверх и разжечь костер, который своим веселым треском и пламенем разгонит эту удручающую тишину и неподвижность.

Костер, и вправду, выручил. Возле него стало как в светлой уютной комнатке, отгородившейся ото всего бойко заигравшими красноватыми стенками. И разговор полился такой же веселый, как он, как дома. Может быть, мы даже когда-нибудь туда вернемся. А почему нет? Кто сказал?

9