Башня у моря

Шумное верещание, бессмысленное и нечеловеческое, продолжилось. Тощие руки тянулись к нам, просили подаяние.

– Маргарет… – Мой голос прозвучал словно издалека, искаженный, будто я находилась в конце длинного коридора.

– Оставайся здесь, – отозвалась она. – Я схожу.

– Нет, не надо! – Мне стало страшно за нее, за себя. – Мы возвращаемся в Кашельмару!

– Мы должны увидеть Маделин. – На бледном лице Маргарет застыло решительное выражение. – Мы проделали такой путь. Мы должны ее увидеть.

– Но…

– Дай мне все монетки, что у тебя есть.

Ужас настолько охватил меня, что я больше не могла с нею спорить. И сделала то, что она просила. У меня перед глазами заплясали черные точки.

Когда Маргарет открыла дверь, в нос ударил такой невыносимый запах, что и она заколебалась. Я видела ее неуверенность. Кучер сидел на своем месте и не желал спускаться, поэтому ей пришлось самой выкарабкиваться из экипажа. Она бросила монетки в толпу и, когда раздался звон денег, поспешила к дверям амбулатории.

Дверь открылась. Я увидела комнату, полную людей, и потеряла сознание.

Когда пришла в себя, Маргарет уже возвращалась. Щебет стал громче, и она бросила оставшиеся монеты, но толпа проигнорировала их и стала нажимать, прося еды. Но еды у Маргарет не было, поэтому ей пришлось протискиваться, спотыкаясь, когда ее хватали за одежду; вдруг раздался громкий взрыв – это кучер выстрелил из своего мушкетона в воздух. Толпа в страхе отпрянула. Собрав все силы, я распахнула дверь и затащила Маргарет в экипаж.

Она так побледнела, что веснушки выступили на ее переносице, как темные пятна. Маргарет, дрожа, рухнула на сиденье рядом со мной.

Экипаж резко рванулся с места. Кошмар щебетания понемногу смолк в темноте.

Прошло немало времени, прежде чем она сумела произнести:

– Палата… маленькая палата с девятью койками…

– Да?

– Там человек сорок, и все они умирают.

– От голода?

– От тифа. От голодного тифа. – Маргарет крепко сцепила пальцы на коленях. – У Маделин нет никакой еды, кроме супа. Я ничего у нее не взяла. Это было бы неправильно. Она не получала наших писем, а написать самой у нее не было времени. Она и доктор Таунсенд не спали толком несколько недель. Тиф пришел в долину месяц назад из Леттертурка, и люди стали умирать как мухи. Маделин сказала, что если бы подозревала о нашем желании вернуться…

Она замолчала. Экипаж ехал вдоль длинного озера. Лошади настолько устали, что все время спотыкались, экипаж мучительно раскачивало на узкой дороге. Уже наступила темнота, и с неба светили звезды.

– Мы можем уехать немедленно, – услышала я свой голос. – Сразу же. Как только вернемся.

– Слишком поздно нам уезжать. – Долгое молчание позволило Маргарет набраться сил, и, когда она заговорила, голос ее звучал уверенно и убедительно, как всегда. – Но Нэнни и няньке с детьми нужно отправляться завтра же утром, как только мы проснемся. И они должны уехать с другим экипажем и с другим кучером.

– Но…

– Сара, тиф переносится на одежде. Возможно, в эту минуту он на нас. Мы не можем рисковать и видеть детей, пока не станет ясно, что нам ничего не грозит. – Она помолчала, потом добавила: – Любимый сын Эдварда Луис умер здесь от тифа тридцать лет назад. Мы не должны допустить, чтобы это повторилось.

Эта мысль привела меня в такой ужас, что я до конца поездки не смогла сказать ни слова и обрела дар речи, только когда по прибытии мы обнаружили, что Патрик не терял времени, пока мы отсутствовали. В детской, библиотеке и кухнях горели камины, сам Патрик с ловкостью лесоруба колол дрова. Огонь в кухне так весело потрескивал, я даже подумала, меня перестанет трясти, если я встану перед ним на колени, но я продрогла до костей, и мой мозг онемел от ужаса, пережитого нами в Клонарине.

На следующее утро дети уехали в Голуэй, чтобы дальше ехать в Дублин, а оттуда в Англию.

Когда я закончила плакать, оказалось, что Патрик взял одну из лошадей оставшегося экипажа и поскакал в Леттертурк за едой. Никто из нас не спал в ту ночь. Патрик, Маргарет и я сидели перед огнем в библиотеке, а его слуга и наши горничные устроились как могли в кухнях.

– Сара, мы должны найти себе занятие, – сказала Маргарет. – Прикажи слугам разобрать одежду наверху, а мы начнем снимать тут чехлы со всего.

– Но, Маргарет…

– Мы пробудем здесь не меньше недели и должны чем-то занимать себя.

Спорить с ней было трудно, и когда Патрик приехал из Леттертурка, то увидел Маргарет, которая энергично подметала коридор, и меня – я складывала снятые с мебели чехлы.

– Господи боже! – воскликнула Маргарет. – Ты посмотри на всю эту еду!

– Не странно ли? В Леттертурке полно еды, но Джордж сказал, что у многих совсем нет денег, – последние одеяла они заложили ростовщикам. Даже не могут заплатить четыре пенса за стоун картошки!

– Это же чудовищно! – воскликнула Маргарет. – Как можно голодать в стране, где много еды? Я немедленно напишу в «Таймс», чтобы всем стало известно о том, что здесь происходит. Наверное, в Вестминстере у кого-то совсем плохо с мозгами! Любая администрация, которая допускает такое, должна предстать перед судом за преступную халатность.