Башня ветров

Он даже не сразу понял, в чем дело, когда одноклассники вытащили его из камбуза и, как был, в тройке, без шинели и шапки, с хохотом поволокли на водную станцию. Вода на мгновение оглушила – она обожгла не только кожу, но и все внутренности, отчего стало совершенно невозможно дышать. Он все-таки постарался судорожно вдохнуть морозный воздух, но вместо него внутрь хлынула вода. Все, решил он и тут же почувствовал, как сильные руки буквально выдирают его из лап моря. А уж на берегу – откуда взялись силы! – торопливо сбросил брюки, благо у флотских штанов не нужно заморачиваться с ширинкой, стянул через голову уже покрывающуюся тонким ледком фланку. Кожа на теле – не дотронуться, словно огромный ожог, – и нырнул в колючую, пропахшую потом шинель, почему-то показавшуюся необъятной.

– Пей! – В губы ткнулась эмалированная кружка. Он сделал глоток – небольшой, как получилось, и внутрь хлынула огненная река. Горькая, вонючая самогонка не шла ни в какое сравнение с напитком Катиной мамы, облагороженным черносмородиновым вареньем.

– Еще! – закричали друзья.

Он подчинился – река расширилась, сделалась полноводной, проникла до самых кончиков ногтей на ногах и руках. А неугомонная толпа курсантов подхватила еще не до конца очухавшегося виновника торжества и потащила в каюту начальника водной станции, боцмана Петра Андреевича, – греться.

Тот для порядка нахмурил брови, глядя на такое разгильдяйство.

– И где вы ее откопали, самогонку эту, салаги! Как бы не траванулся с непривычки!

Но бранился он не от души, а скорее для острастки. Лицо при этом было довольным – живут традиции! Еще как живут! К тому же Новиков был в сборной училища по гребле, и на мелкие шалости Андреич закрывал глаза.

После этих событий кличка Косолапый была забыта, Новикова теперь именовали не иначе как Отцом. Хотя сам себя он отцом не чувствовал. Мать изредка писала, один раз даже прислала фотографию Тоси – голый щекастый карапуз лежит на животе и старательно тянет вверх лысую голову. «Красавица наша», – писала мать, но Сергей, сколько ни всматривался в черно-белое не очень четкое фото, особой красоты не находил.

Перед самым отпуском Воронцов заявил:

– Мы с Олимпиадой подали заявление, свадьба в августе. Будешь моим свидетелем?

– Как в августе? Отпуск же!

– Когда он тебе мешал, отпуск этот, – саркастическая улыбка скривила Пашкины губы. – Приезжай! С папахеном моим познакомишься. Пора уже определяться с дальнейшей службой.