Башня Зеленого Ангела. Том 1

Джошуа, который расхаживал по комнате, остановился.

— Вы принесете им больше, граф Эолейр. Клянусь вам, вы дадите своему народу надежду. — Он потер глаза, словно человек, который проснулся слишком рано. — Клянусь Деревом, какой день! Давайте прервемся, чтобы перекусить. К тому же я хочу обдумать то, что услышал. — Джошуа устало улыбнулся. — И мне нужно навестить жену. — Он помахал рукой в воздухе. — Вставайте, все. Кроме вас, Стрэнгъярд, полагаю, вы захотите остаться?

Архивариус, окруженный рулонами из овечьих шкур, даже не слышал его вопроса.

Прайрат, который погрузился в темные, подобные лабиринту, запутанные размышления, некоторое время не замечал новый звук.

Когда тот наконец пробился сквозь туман его мыслей, он резко остановился, не сделав следующего шага.

«Азха ши’ши т’чако, урун ши’ши бабекро…»

Звук, поднимавшийся со стороны темной лестницы, был слабым, но зловещим, мрачный напев, пронизанный болезненным диссонансом, который мог быть задумчивым ворчанием паука, который опутывал шелковой нитью свою жертву. Медленно, с придыханиями, звук скользил между нотами с уверенностью, говорившей о том, что кажущееся отсутствие мелодии намеренно — и основано на совершенно ином понимании музыки.

«Мадхал самат’ай Джаббак с’эра мемекеза санайха-з’а Нинайек ши’ши, хамат’тке аграж’а с’эра йе…»

Другой, более слабый человек наверняка повернулся бы и помчался наверх, в залитые дневным светом комнаты замка, не желая встречаться с тем, кто издавал столь неприятные звуки. Однако Прайрат ни секунды не колебался и, стуча сапогами по каменным ступеням, стал снова спускаться по лестнице. Вторая мелодия присоединилась к первой, такая же чуждая и жутко терпеливая, и вместе они принялись завывать, точно ветер в трубе.

Прайрат добрался до площадки и свернул в коридор. Два норна, стоявших перед тяжелой дубовой дверью, тут же смолкли. Они без особого интереса, слегка оскорбительно, точно коты, которых потревожили, когда они грелись на солнце, смотрели, как он приближается.

Прайрат подумал, что они слишком крупные для хикеда’я: очень высокие и худые, словно оголодавшие нищие. Их серебристо-белые пики были опущены, а мертвенно-бледные лица прятались внутри капюшонов.

Прайрат не сводил с норнов глаз. А они с него.

— Ну? Будете на меня пялиться или все-таки откроете дверь?

Один из норнов медленно склонил голову.

— Да, лорд Прайрат.

В ледяном голосе с сильным акцентом не прозвучало даже намека на почтение. Он развернулся и потянул на себя огромную дверь, за которой открылись коридор, залитый алым светом факелов, и очередная лестница. Прайрат прошел между двумя стражами и начал спускаться вниз; дверь у него за спиной захлопнулась. Не успел он сделать и десяти шагов, как жуткая паучья мелодия зазвучала снова.

Молоты с громким лязгом и грохотом поднимались и опускались, выковывая из остывавшего металла вещи, полезные для короля, который сидел в окутанном тенями тронном зале далеко наверху. В кузнице царил страшный шум, а вонь — сера, раскаленное добела железо, опаленная земля, превратившаяся в сухую соль, даже сладковатый запах обожженной человеческой плоти — была невыносима.

Уродство мужчин, носившихся взад-вперед по огромному помещению кузницы, производило жуткое впечатление, как будто дикий жар в подземной пещере расплавил их, точно куски бракованного металла. Даже тяжелая, подбитая ватой одежда не скрывала плачевного состояния рабочих. На самом деле Прайрат знал, что в оружейной мастерской Элиаса остались только существа с безнадежно сломанными телами или духом или и то и другое. Кое-кому посчастливилось сбежать из этого ужаса. Но большинство сильных мужчин погубили тяжелый труд и жестокий надсмотрщик Инч. Прайрат сам собрал несколько маленьких групп, чтобы они помогали ему в экспериментах. А то, что от них осталось, в конце концов вернулось сюда, чтобы после смерти накормить печи, которым они служили при жизни.

Советник короля прищурился, глядя сквозь заполнявшие помещение клубы дыма на рабочих, которые с трудом передвигались под тяжестью огромных грузов или, точно обожженные лягушки, шарахались от очередного вырвавшегося языка пламени. Так или иначе, — подумал Прайрат, — Инч сумел избавиться от тех, кто был привлекательнее или умнее его самого. На самом деле, — подумал Прайрат, улыбнувшись собственной остроумной жестокости, — если таков стандарт красоты, чудо, что хоть кто-то остался в огромных залах, чтобы разжигать огонь и работать с расплавленными металлами.