Воршева повернулась и наградила герцогиню удивленным взглядом.
– Ты считаешь, что малыш не должен носить шрамы? – Она посмотрела на спавшего мальчика, потом коснулась пальцем щеки, сделав вид, что задумалась. – Но они такие красивые… – Бросив искоса взгляд на Гутрун, Воршева расхохоталась, увидев возмущение у той на лице. – Гутрун! Неужели ты думаешь, что я серьезно?
– Даже не говори такого. И унеси бедняжек от окна.
– Я показывала им океан, где сейчас находится их отец. Ты сегодня какая-то сердитая и несчастная, Гутрун. Ты плохо себя чувствуешь?
– А чему радоваться? – Герцогиня снова опустилась на стул и взяла рукоделие, но лишь повертела его в руках. – Идет война. Люди умирают. Прошла всего неделя с тех пор, как мы похоронили Лелет.
– О, извини, – поспешно сказала Воршева. – Я не хотела быть жестокой. Ты ее любила.
– Она была всего лишь ребенком, но пережила ужасные вещи, пусть Господь дарует ей мир.
– Мне кажется, в самом конце она не испытывала боли, а это кое-что значит. Ты надеялась, что Лелет очнется, хотя она столько времени находилась без сознания?
– Нет. – Герцогиня нахмурилась. – Но от этого боль не становится меньше. Надеюсь, мне не придется сообщать печальную новость юному Джеремии, когда он вернется.
Воршева внимательно посмотрела на пожилую герцогиню.
– Гутрун, бедная, дело же не только в Лелет, верно? Ты боишься за Изгримнура.
– Мой старик обязательно вернется в целости и сохранности, – пробормотала Гутрун. – Он всегда возвращается. – Она подняла голову и посмотрела на Воршеву, которая по-прежнему стояла у открытого окна на фоне пепельно-серого неба. – А как насчет тебя, ты же ужасно волновалась за Джошуа? Куда подевалось
– Джошуа ко мне вернется, – улыбнувшись, сказала Воршева. – Мне приснился сон.
– Ты о чем? Неужели глупости Адиту задурили тебе голову?
– Нет. – Воршева посмотрела на дочь, густые черные волосы молодой матери, точно занавес, окутали обеих, скрыв от мира. – Но я знаю, это был истинный сон. Джошуа пришел ко мне и сказал: «У меня есть то, что я всегда хотел иметь». Его наполняло спокойствие, и я поняла, что он победит и вернется ко мне.
Гутрун открыла рот, собираясь что-то сказать, но закрыла его, и на ее лице появился страх. Пока Воршева продолжала смотреть на малышку Дерру, герцогиня быстро сотворила знак Дерева.
Воршева задрожала и подняла голову:
– Наверное, ты права, Гутрун, становится холодно. Пожалуй, я закрою окна.
Герцогиня с трудом поднялась со своего стула.
– И не думай, я сама закрою. А ты отнеси малышей и закутай в одеяла. – Она остановилась возле окна. – Благословенная Элизия, ты только посмотри, – сказала она.
Воршева повернулась:
– Что такое?
– Пошел снег.
– Можно подумать, мы сделали остановку, чтобы посетить местный храм, – заметил Санфугол. – А наши корабли привезли пилигримов.
Тиамак стоял рядом с лютнистом и Стрэнгъярдом на продуваемом ветром склоне восточного Свертклифа. Внизу, под ними, шлюпки с солдатами Джошуа направлялись по неспокойным водам Кинслага в сторону берега; принц и его домашняя гвардия стояли на причале, наблюдая за этим непростым процессом.
– Где Элиас? – спросил Санфугол. – Кости Эйдона, его брат высаживается с армией прямо у его порога, где король?
Стрэнгъярд слегка поморщился, услышав ругательство.
– Тебя послушать, так ты хочешь, чтобы он тут появился! Мы знаем, где король, Санфугол. – Стрэнгъярд махнул рукой в сторону остроконечных теней, которые почти скрывал падавший снег. – Он ждет. Только вот нам неизвестно чего.
Тиамак, который промерз до самых костей, поплотнее закутался в плащ. Он понимал, что принц не хотел, чтобы они путались у него под ногами, но неужели не мог найти место, где они никому бы не мешали, но не стояли бы на снегопаде и ветру?
Его передернуло, и он попытался прогнать мрачные мысли.
– Принц уже отправил разведчиков к замку?
Санфугол покачал головой, довольный, что он в курсе событий.