Монах опустил голову и посмотрел на свои руки, сжимавшие рясу:
– Боюсь, я привел норнов к вам и вашим союзникам. Белые чудовища следовали за мной почти с того самого момента, как я спустился в катакомбы. Мне приходилось очень стараться, чтобы их опережать.
– Значит, ты привел их к нам? – Мириамель по-прежнему не понимала, какие чувства она испытывала, глядя на Кадраха. С тех пор как он сбежал от нее и их компании на озере Тритинг, она постаралась выбросить его из головы. Ей все еще было стыдно из-за спора о пергаменте Тиамака.
– Они больше никогда меня не схватят, – лихорадочно заявил монах. – Если бы я не сумел отпереть дверь, я бы спрыгнул с лестницы Тан’джа, чтобы не попасть к ним в руки.
– Но ты говоришь, что теперь норны снаружи, а из пещеры только один выход, – заметил Бинабик. – Не слишком удачно ты от них убежал, Кадрах или Падрейк, как там тебя зовут. – Бинабик слышал много историй про монаха от Мириамель и Саймона. Мириамель видела уважение в глазах тролля за то, кем однажды был эрнистириец, и презрение, которое Бинабик питал ко всякому, кто мог предать его друзей. – Он пожал плечами. – Камни Чукку! Хватит говорить. Давайте обратимся к важным вещам. – Он встал и направился к дваррам.
– Почему ты сбежал, Кадрах? Я сказала тебе, что сожалею о пергаменте Тиамака… и обо всем остальном.
Монах наконец поднял глаза. Его взгляд ничего не выражал:
– Но вы были правы, Мириамель. Я вор, лжец и пьяница уже много лет. И то, что я совершил несколько честных поступков, ничего не меняет.
– Почему ты постоянно говоришь такие вещи? – резко спросила она. – Почему так упорно видишь в себе только плохое?
На его лице появилось обвиняющее выражение:
– А почему вы желаете видеть во мне только хорошее, Мириамель? Вы думаете, что знаете о мире все, но вы, что бы с вами ни случилось раньше, лишь молодая девушка. У вашего воображения есть пределы, и вы не в силах понять, насколько черен мир на самом деле.
Обиженная Мириамель отвернулась и занялась изучением содержимого своей седельной сумки. Кадрах провел рядом с ней совсем немного времени, но ей уже хотелось его задушить – однако она искала для него что-то съестное.
Кадрах прислонился к стене пещеры, опустил голову на грудь и закрыл глаза, усталость брала свое. Мириамель воспользовалась моментом, чтобы как следует его разглядеть. Он стал еще более худым с тех пор, как покинул луга тритингов; лицо обвисло, под кожей почти ничего не осталось. Даже в розовом свете кристаллов дварров монах выглядел серым.
Бинабик вернулся.
– Мы недолго будем оставаться в безопасности, – сказал тролль. – Йис-фидри предупредил меня, что защитные заклинания дверей больше никогда не будут достаточно прочными после того, как их удалось сломать. Не все норны такие мастера магии, как твой друг монах, но некоторые из них вполне способны справиться с этой задачей. И даже если никто не сумеет открыть дверь, ничто не помешает это сделать Прайрату.
– Мастера? О чем ты говоришь?
– Знатоки магии, владеющие Искусством, – то, что люди, не являющиеся членами Ордена Манускрипта, иногда называют магией.
– Кадрах говорил, что теперь он не может творить магию, – сказала Мириамель.
Бинабик смущенно покачал головой:
– Мириамель, когда-то Падрейк из Краннира был одним из самых лучших адептов Искусства во всем Светлом Арде – хотя, возможно, причина в том, что другие члены Ордена Манускрипта, даже величайший из нас, Моргенес, старались не рисковать и не использовали самые глубокие течения. Складывается впечатление, что Кадрах не утратил своего мастерства – как еще он мог открыть дверь дварров?
– Все произошло так быстро. Наверное, я просто не подумала. – Мириамель почувствовала, как в ней просыпается надежда.
Возможно, судьба привела к ним монаха неслучайно.
– Я сделал то, что должен был, – неожиданно заявил монах. Мириамель, которая думала, что он спит, вздрогнула. – Белые лисы скоро поймали бы меня. Но я не тот, что раньше, тролль. Работа с Искусством требует дисциплины и напряженного труда… и спокойствия. Но мне уже много лет такие вещи чужды. – Он снова прислонился к стене пещеры. – Теперь колодец опустел. Мне больше нечего отдать. Ничего не осталось.
Мириамель была полна решимости получить ответы.
– Ты до сих пор не объяснил, зачем ты следовал за мной, Кадрах.
Монах открыл глаза:
– Потому что у меня не осталось ничего другого. – После недолгих сомнений, он бросил сердитый взгляд на Бинабика, словно тролль подслушивал то, что ему знать не следовало. Дальше Кадрах заговорил медленнее: – Потому что… вы были ко мне добры, Мириамель. Я забыл, каково это. Я не мог пойти с вами, не хотел выслушивать вопросы, терпеть взгляды и презрение герцога Изгримнура и многих других – но меня манила моя прежняя жизнь…