– Никакой боли, ваше величество, – ответил священник. – Она и тролль просто будут… зрителями.
– Хорошо. – Король наконец посмотрел Мириамель в глаза, прищурившись, словно она находилась очень далеко. – Если бы ты только слушала, – холодно сказал он, – если бы подчинялась мне…
Прайрат положил руку Элиасу на плечо.
– Все только к лучшему, – сказал Красный священник.
Слишком поздно. Пустота и отчаяние Мириамель вырвались наружу и наполнили ее, как черная кровь. Она потеряла отца, она для него мертва. Риск и страдания оказались напрасными. Ее тоска росла, пока ей не начало казаться, что у нее вот-вот остановится сердце.
За окном полыхнула ветвистая молния. От раската грома загудели колокола.
– Ради…
– Молчать! – прошипел король, и его лицо превратилось в костлявую маску ярости. – Любовь! Разве она остается после того, как черви прогрызли кости? Я не знаю такого слова.
Элиас медленно повернулся к Камарису. Старый рыцарь не двигался, продолжая оставаться на прежнем месте, но сейчас, словно на него повлияло внимание короля, подполз на несколько шагов ближе, Шип скрежетал по каменным плитам пола.
Голос короля стал на удивление мягким:
– Я не удивлен, что черный меч выбрал именно тебя, Камарис. Мне сказали, что ты вернулся в мир живых. И я знал, что, если легенды говорили правду, Шип тебя найдет. Теперь мы будем вместе защищать королевство столь любимого тобой Джона.
Глаза Мириамель широко раскрылись от ужаса – она увидела, кого закрывала фигура Камариса. Джошуа, раскинув руки и ноги, неподвижно лежал сбоку от ее отца. Лицо принца было отвернуто в сторону, но рубашка и плащ возле шеи пропитались алой кровью, которая собралась в лужу под головой. На глазах Мириамель появились слезы.
– Время пришло, ваше величество, – сказал Прайрат.
Король выставил перед собой Скорбь, точно серый язык, пока он почти не прикоснулся к старому рыцарю. Хотя Камарис явно боролся с собой, он начал поднимать Шип, чтобы его клинок встретился с окутанным тенями лезвием Скорби.
Он сражался с той же силой, что удерживала Мириамель, Бинабик издал сдавленный крик, пытаясь предотвратить неизбежное, но Шип продолжал подниматься в дрожавших руках старика.
– Да простит меня Господь, – отчаянно вскричал Камарис. – Это грешный мир… и я снова Тебя подвел.
Два меча встретились с тихим звоном, который наполнил все вокруг. Шум бури стал тише, и на мгновение Мириамель услышала горестный стон Камариса.
Там, где сошлись два клинка, появилась черная точка, которая начала пульсировать, словно мир был рассечен, и в него начала вливаться бесконечная пустота. Даже несмотря на узы заклинания алхимика, Мириамель почувствовала, что воздух в высокой башне внезапно становится твердым и одновременно хрупким. Похолодало. На арках окон и вдоль стен появились узоры льда, распространявшиеся, точно лесной пожар. Очень скоро почти все вокруг покрылось тонким покровом из кристаллов, мерцавших тысячами диковинных оттенков. На больших колоколах выросли сосульки, словно прозрачные клыки, сиявшие в свете красной звезды.
Прайрат победно вскинул руки вверх. Мириамель видела, что к его одеянию прилипли сверкающие блестки.
– Началось, – сказал он.
Темные гроздья колоколов на потолке не двигались, но большой колокол зазвонил снова – и у Мириамель заболели кости. Мелкая взвесь льда заполнила воздух, башня дрожала, словно стройное дерево под натиском штормового ветра.
Саймон дернул за ручку и тихо выругался. Нижнюю дверь заклинило – он не мог попасть в помещение, расположенное под исчезнувшим полом – и он снова услышал шум приближавшихся по лестнице шагов.
У Саймона все еще жутко болели все суставы, но он поднялся по ступеням вверх к следующей двери так быстро, как только мог, а потом вошел внутрь, стараясь остановиться сразу у порога, на кусочке пола, который раньше выдержал его вес. Ему пришлось отодвинуться подальше от двери после того, как она закрылась. Когда звук шагов стих, он осторожно вернулся к щели и выглянул наружу, но к тому моменту, когда там оказался, ему удалось увидеть лишь маленькую темную фигуру, исчезнувшую в лестничном колодце. Как ему показалось, она почему-то клонилась в сторону. Саймон подождал пару десятков ударов сердца, прислушиваясь, потом выбрался на лестницу и снял со стены один из зажженных факелов.
В его свете Саймон с огромным облегчением сумел разглядеть, что помещение внизу все же имеет пол, и, хотя часть его прогнила, в основном он не пострадал. Сияющий Коготь лежал на груде сломанной мебели, и Саймон ощутил острую боль, глядя на клинок, который походил на выброшенную в мусор драгоценность. Он знал, что должен вернуть Сияющий Коготь и подняться в башню. Даже с такого расстояния он чувствовал желание меча.